Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Русские послы не оправдали возлагавшихся на них надежд. Они не только пытались обратить своих собеседников к обсуждению вопроса об условиях, на которых Владислав будет править Россией[878], но и отказались как-то поддержать выдвинутые сенаторами предложения. Они высказались резко отрицательно об идее похода Сигизмунда III на «вора», заметив, что такие действия приведут лишь к полному разорению страны. По их мнению, для действий против Лжедмитрия II было вполне достаточно тех войск, которые уже находились около Москвы во главе с Жолкевским[879]. Они также резко отклонили предложение склонять жителей Смоленска принести присягу Сигизмунду III, заявив, что «того им не токмо зделать, но и помыслить не можно»: «по совету всей земли» на русский трон избран не король, а королевич, и только ему население России может приносить присягу[880]. Они предлагали представителям польско-литовской стороны пока, до выработки окончательного соглашения, подтвердить августовский договор и начать выполнять записанные в нем обязательства, включая снятие осады со Смоленска и вывод польско-литовских войск с русской территории[881]. Однако представители Речи Посполитой продолжали настаивать на своих предложениях и, более того, прямо заявили, что вовсе не считают себя связанными условиями августовского договора («нам до той гетманской записи дела нет»)[882].

Два обстоятельства способствовали ужесточению официальной позиции Речи Посполитой на переговорах: поведение многих представителей русской правящей элиты по отношению к Сигизмунду III и вступление польско-литовского войска в Москву.

Отправляя отписку в Москву о раздаче Сигизмундом III жалованных грамот, люди, стоявшие во главе посольства, вероятно, ожидали, что Боярская дума, как высший орган государственной власти во время междуцарствия, выступит с протестом против этих действий польского короля. Но этого не произошло. Более того, ряд видных деятелей этого круга, по-видимому, самостоятельным путем пришел к выводу, сходному с одним из заключений автора «Рассуждения», что новый царь должен будет подтвердить пожалования, сделанные его отцом, и стало искать милостей польского короля. Так, 11 сентября 1610 г. перед выездом послов под Смоленск сам глава Думы кн. Ф. И. Мстиславский обратился с письмом к Льву Сапеге, прося его похлопотать перед королем за одного из членов посольства стольника И. В. Головина. Как следует из польских помет на обороте письма, речь шла о пожаловании Головину чина окольничего[883]. Тогда же другой влиятельный член думы Ф. И. Шереметев также обратился к Льву Сапеге, чтобы тот поддержал его просьбу «о вотчинных своих деревнишках». «А служба моя и правда ко государю королю и ко государю царю, — писал он, завершая свое письмо, — ведома гетману Станиславу Станиславовичу»[884].

Таким образом, хотя вопрос о том, станет ли Владислав царем и на каких условиях, еще не был окончательно решен, отдельные члены Думы уже торопились признать за отцом будущего монарха право раздавать должности и земли в России. Такие обращения наглядно подтверждали представления политиков из окружения короля о коррумпированности русской правящей элиты, убеждали Сигизмунда III в реальности его планов и подталкивали к действиям по их реализации.

К действиям в этом направлении побуждало короля и появление польско-литовского войска в московской крепости. Остается не вполне ясным, как дело дошло до принятия такого решения. По мнению С. Ф. Платонова, бояре «боялись распущенной московской толпы, в которой замечалась склонность к вору»[885]. Такая опасность была особенно реальной, когда войско Лжедмитрия II стояло под Москвой. Однако в договоре, составленном в эти дни, специально оговаривалось, что польско-литовские «ратные люди» не должны входить в Москву и могут приезжать в город лишь за продовольствием небольшими группами «человек по дватцати или мало болыни». В том же договоре было четко установлено, что после окончания военных действий против Лжедмитрия II армия Жолкевского отойдет к Можайску и будет здесь ждать выработки окончательного соглашения об избрании Владислава[886].

Что же заставило Боярскую думу изменить свою позицию? Что произошло в Москве в первые недели после заключения договора?