Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Одновременно с этими попытками переговоров королевская армия стала готовиться к штурму города. Помимо иных важных соображений имели значение, как отметил в своих записках С. Жолкевский, личные амбиции брацлавского воеводы Яна Потоцкого, принявшего командование войсками с отъездом гетмана из лагеря[859]. В отсутствие командующего он рассчитывал добиться успеха, все лавры которого достались бы только ему. При подготовке штурма он, однако, столкнулся с серьезными трудностими: если осадные орудия были доставлены и могли начать обстрел города, то пехоты было очень мало. Надежды возлагались на приход в королевский лагерь больших отрядов казаков, но те совсем не торопились под Смоленск. 17 июля Я. Задзик писал, что они предпочитают грабить деревни в районе Брянска[860]. С приходом казаков трудности сразу не исчезли. Казаки были готовы лезть по лестницам на стены, но требовали отдать им город на разграбление, и военачальники были вынуждены согласиться на это[861].

28 июля н. ст. начался обстрел смоленской крепости, а на следующий день был предпринят штурм. Однако осажденные успешно заделывали проломы в стенах, а сильный огонь артиллерии не позволил осаждавшим подняться на эти стены, тем более что казаки не показали особого усердия[862].

Попытки штурма в первых числах августа также закончились неудачно. Не приводили ни к каким результатам и попытки переговоров[863]. В последующие дни военные действия под Смоленском прекратились. 14 августа Я. Задзик сообщал своему патрону, что осадные работы больше не ведутся и нет каких-либо надежд на казаков[864]. За день до этого с казацкими «старшими» беседовал Л. Сапега и под впечатлением разговора писал жене: брацлавский воевода уверял короля, что «казаки рвутся к штурму, обещают либо здесь умереть, либо взять Смоленск. Но казаки об этом и не думают»[865].

По-видимому, приход казацкого войска во главе с гетманом Калеником побудил военачальников 21 августа предпринять еще одну попытку овладеть смоленской крепостью, но из-за сильного артиллерийского огня осаждающие снова вынуждены были отступить, понеся серьезные потери[866]. По сведениям, которыми располагал К. Радзивилл, эти потери были гораздо больше, чем указано в дневнике похода. После всех штурмов Смоленска из 2.000 немецких наемников осталось 600 чел., запорожских казаков, «которых силой гнали» на штурм, погибло до 1.000 человек[867].

Таким образом, все попытки овладеть Смоленском с помощью силы закончились полной неудачей. Тем более активно король и его советники попытались использовать возможности, открывшиеся после подписания августовского договора.

Как уже указывалось, при выработке этого соглашения относительно Смоленска была достигнута договоренность, что гетман Жолкевский будет ходатайствовать перед королем о прекращении осады города, а Боярская дума должна предложить смольнянам принести присягу королевичу Владиславу[868]. В соответствии с договоренностью к Шеину были направлены с грамотой трое детей боярских, которые прибыли в лагерь под Смоленском 5 сентября н. ст. В дневнике похода Сигизмунда III отмечено, что они привезли приказ смоленскому воеводе от кн. Ф. И. Мстиславского, «чтобы покорился воевода смоленский и бил челом королю его милости»[869]. Совсем иначе изложены указания Боярской думы в показаниях М. Б. Шеина: «Чтобы бил челом государю, чтобы сына своего на царство дал, над Смоленском никаких военных замыслов не чинил»[870]. Именно его сообщение, очевидно, правильно передает содержание боярской грамоты, так как соответствует достигнутой под Москвой договоренности.

7 августа н. ст. гонцы смогли попасть в Смоленск, откуда 10 числа к королю прибыли шесть послов от всех «чинов», которые просили, «чтобы королевича дал им в государи, а они хотели крест целовать». Одновременно они ходатайствовали, чтобы король прекратил обстрел крепости и отвел войска[871]. Таким образом, договоренность, достигнутая под Москвой, была выполнена, но это не удовлетворяло короля и его окружение. Когда на следующий день послов пригласили, чтобы дать им ответ, Л. Сапега, порицая смольнян за сопротивление, которое они оказали королю, объявил, что они не должны ставить никаких условий, «так как они от давних времен принадлежали к государству его королевской милости и были и являются подданными его королевской милости». Они могут только просить о милосердии, и тогда сенаторы станут ходатайствовать перед королем, чтобы смольняне могли сохранить свою веру и свое имущество[872]. Сообщая о начавшихся переговорах жене, Л. Сапега писал: смольняне «хотят на имя королевича присягать, а король хочет, чтобы сначала королю, а потом королевичу присягали»[873].