Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Первый вопрос, который необходимо было решить участникам августовского договора, был вопрос о Лжедмитрии II и сопровождавшем его польско-литовском войске. Договор налагал на гетмана обязательство «думати и промышляти с… бояры, как бы того вора изымать или убита», и сразу после подписания соглашения русская сторона стала добиваться его выполнения. Вести военные действия и тем ослабить свою и так достаточно немногочисленную армию никак не входило в планы гетмана, тем более что полного доверия к своим московским партнерам у него не было[887]. Поэтому он пытался добиться путем переговоров, чтобы войско Я. П. Сапеги перестало поддерживать Лжедмитрия II и отошло от Москвы. В донесении королю С. Жолкевский очень кратко коснулся этих переговоров, отметив лишь, что на свои предложения получил «наглый ответ»[888]. Подробнее этот эпизод освещен в дневнике похода Я. П. Сапеги. Войско заявило, что не желает ни оставлять Лжедмитрия II, ни уходить от Москвы, пока не получит вознаграждения за «кровавые заслуги». А что касается того, что Москва присягнула королевичу, «то они не знают, какую пользу это принесет отечеству»[889]. Единственным результатом переговоров на этом этапе стал рост напряженности в отношениях между Лжедмитрием II и польско-литовским войском.

Как справедливо указал И. О. Тюменцев[890], во время стояния друг против друга армий С. Жолкевского и Лжедмитрия II начался переход ряда городов Замосковного края на сторону Лжедмитрия II. В дневнике похода Я. П. Сапеги отмечено, что через два дня после заключения августовского договора в лагерь Самозванца прибыли с «челобитными» послы из Суздаля, Владимира, Юрьева и Галича[891], еще через два дня здесь появились послы из Ростова[892]. Возможно, здесь считали, что правительство в Москве уже не располагает реальными силами и следует договариваться с Самозванцем. Однако это были весьма непрочные успехи, так как посольства явно отправились в дорогу, когда в городах еще не знали о подписании августовского договора, и поэтому их позиция могла измениться. Эти успехи не могли ослабить зависимость Лжедмитрия II от польско-литовского войска, а на это войско заключение августовского договора не могло не оказать влияния. Уже после начала смоленского похода Сигизмунда III ротмистры и солдаты войска, первоначально отнесшиеся резко отрицательно к действиям короля, стали постепенно склоняться к тому, чтобы перейти на королевскую службу, если король вознаградит их за «заслуги» и даст какое-либо владение (имелась в виду Северская земля) Лжедмитрию II. После заключения августовского договора эти настроения должны были усилиться, так как теперь у Лжедмитрия II явно не было реальных возможностей занять Москву и завладеть царской казной. В «коле» обсуждался вопрос, искать ли соглашения с королем или уйти с Лжедмитрием II на юг[893].

Тем временем С. Жолкевский принял решение демонстрацией силы (а если понадобится, и военными действиями) принудить войско Я. П. Сапеги к заключению необходимого соглашения. К лагерю Я. П. Сапеги неожиданно подступила армия Жолкевского, к которой присоединились вышедшие из Москвы русские войска. Некоторое время войска двух гетманов стояли друг против друга, а затем начались переговоры. Демонстрация силы подействовала, в сапежинском войске перевес взяли те, кто хотел соглашения с королем. От имени короля С. Жолкевский обещал, что войско получит от Сигизмунда III вознаграждение, а Самозванец — Самбор или Гродно во владение[894]. В итоге 27 августа/6 сентября «генеральное коло» решило «контракты с его милостью паном гетманом заключить и царя его милость к тому приводить, чтобы с его милостью паном гетманом контракты заключал»[895]. Дальше, однако, возникли трудности: Лжедмитрий II резко отказался вести переговоры с гетманом, заявив, что он предпочтет добывать кусок хлеба трудом у крестьянина, чем кормиться из рук короля[896].