Полукровки

Через двадцать секунд ничего не значащей вежливой болтовни Грейс-Эллен положила трубку, посмотрела на нас.

– Что? – сказала Либби.

– Рэйфорда нет дома, – сказала Грейс-Эллен, словно в трансе. Словно только просыпалась.

– И где он? – спросил я, поскольку кто-то должен был спросить.

– Охотится, – упавшим голосом сказала Грейс-Эллен.

– Где? – спросила Либби.

– Он вернется вечером, – сказала Грейс-Эллен.

– Это не очень хорошо, – сказала ей Либби.

– Сегодня воскресенье, – сказала Грейс-Эллен, словно это было ответом на вопрос, который мы не подумали задать. – В воскресенье офис закрыт.

– Мы уже были в офисе, – сказала Либби.

– Вы были в приемной. Я могу пойти… я могу проверить их график по производственным расходам, квитанциям, посмотреть, где они были в тот день, показать то, чем они не занимались. Как долго ты можешь отслеживать кого-то от определенного места?

– Он мой брат, – ответила Либби.

– Это не Рэйфорд, – сказала Грейс-Эллен, вставая и снимая кольцо с ключами с крючка на стене.

– Он санобработчик, – сказала Либби. – Как ты получила эту работу? Думаешь, случайно?

– Это допрос? – сказала Грейс-Эллен, выпрямляясь и в упор глядя на Либби.

– Но ты там работаешь.

– Мне дали место на регистрации, когда они пытались уговорить Трайго работать на них. Затем, когда он исчез, – я уже знала, что и как тут делать.

– Трайго? – спросил я, когда внезапно стало слишком тихо.

– Мой муж, – второй раз сказала Грейс-Эллен.

Жгуче глянув на нас – скорее предостерегая нас с Либби от того, чтобы задавать еще вопросы, – Грейс-Эллен кивнула нам, чтобы мы следовали за ней по коридору.

– Куда мы идем? – спросила Либби, стараясь идти впереди меня. Поскольку мы знали, что за каждой дверью было ружье, на каждом шкафу.

– Мы ведь не можем взять мою машину, верно? – сказала Грейс-Эллен, распахивая исцарапанную дверь в гараж.

– У тебя две машины? – сказал я.

– У Трайго был «Форд» с регистрацией графства, – сказала Грейс-Эллен, хлопнув по стене, чтобы электрическая дверь открылась с толчками и скрежетом. – Но здесь он держал свое сердце.

Это была тюнингованная машина под пятнистым брезентовым чехлом.

– Твой брат, – сказала она Либби, – он младший или старший?

– Моего возраста, – сказала Либби, входя и окидывая гараж взглядом сразу, чтобы быть уверенной, что он безопасен для меня. – Мы близнецы.

– И оба волки? – впечатлилась Грейс-Эллен. – Ты же знаешь, как это работает, да? Обычно всегда есть кормилец.

– Что? – спросил я.

– Как вы так долго оставались в живых? – сказала Грейс-Эллен Либби и мне и одним широким жестом сдернула чехол с машины своего мертвого мужа. С него полетела пыль и мертвые мошки и осели на поблекшую черную краску. На облупившиеся белые гоночные полоски. На непривычную раму, на целое заднее стекло, на основание штыревой антенны, однажды, по неудачной идее, водруженной на крышу.

Мое сердце подпрыгнуло аж до глотки, рука сжалась в кулак, и я чуть отвернулся, словно избегая удара.

– Нет, – сказал я.

Да.

Это был «Эль Камино». Наш «Эль Камино». Поскольку он был припаркован тылом к нам, я видел ноль на пятне сигаретного ожога на панели над радио. Всю дорогу от Арканзаса в тот первый раз я смотрел на это пятно, воображая, что однажды оно достаточно разогрелось, проплавило заднее стекло, вытекло на панель и с шипением проделало этот кратер в виниле.

Либби открыла рот, словно хотела что-то сказать, но получилось что-то вроде зевка, когда ты хочешь вздохнуть, но не можешь.

Думаю, это особое ощущение для вервольфов.

Если мы действительно те, кто мы есть, из-за того, что мы подцепили что-то от летучих мышей, тогда это сосущее чувство под нашим нижним рядом зубов, вероятно, древний эхолокационный инстинкт. Это то, что ты используешь, когда хочешь издать очень тихий звук или найти кого-то, кто его издает.

Это то, что ты делаешь, когда ты один, но не хочешь так.

Я схватил Либби за руку, потащил ее в машину, и поскольку Грейс-Эллен не знала этой педали, потому что «Эль Камино» был припаркован на гладком бетоне, и поскольку Рыжий прикрутил головку блока цилиндров 427 к этой 396, «Эль Камино» скрежетнул шинами, когда мы стронулись с места, и дернул носом, когда Грейс-Эллен дала по тормозам, остановившись в резком утреннем свете.

– Это невозможно, – сказала, наконец, Либби.

Но это было. Это было уже десять лет.

3

Поскольку все необходимые Грейс-Эллен квитанции оказались в кабинете Рэйфорда, я выбил локтем окно в двери.

– Он узнает, что мы тут побывали, – сказала Грейс-Эллен.

– Нет, если я первой увижу его, – ответила Либби.

Грейс-Эллен подумала об этом, подумала еще немного, затем осторожно просунула руку в окно и открыла дверь.

Мы вошли следом за ней, сели в кресла клиентов, пока она просматривала квитанции за много лет.

– Смотри только нужные. За прошлую неделю.

Грейс-Эллен не ответила, раскладывая какую-то сложную схему на полу.

– Ну? – сказала Либби.

– Тс-с, – ответила Грейс-Эллен.

Либби зашипела сквозь зубы, встала из кресла, вернулась в приемную. Кулер там гортанно заклокотал, затем снова.