– Нет, папа, – покачала головой Гарриет. – Ианте ухаживает за ней, поверь.
– Дружба с мисс Лаван – это не ухаживания мистера Лавана. Понимаю, что тебя волнует его внимание, но, не зная его намерений, ты не можешь позволить себе отпугивать других ухажеров. К концу сезона ты должна стать невестой. Важно лишь это.
Отец твердо стоял на своем. Он вложил все силы в одно предприятие – выдать Беатрис замуж. Если она потерпит неудачу, то и с инвестициями будет покончено. Клейборны разорятся. Беатрис не могла этого допустить – не могла.
– Как скажешь, папа.
– Она пользовалась успехом у многих джентльменов, – сказала мама, пригубив чай. – Прежде чем отправиться на прогулку, зайди ко мне, Беатрис.
– Да, мама. Папа, мама хочет со мной поговорить.
– Идите. – Отец махнул рукой, отпуская их. – Итак, Гарриет. По слухам, у тебя тоже вечер удался. Расскажи, с кем ты подружилась.
– Сегодня днем меня пригласили на чай к Джорджиане Шелдон, – начала Гарриет.
– Шелдоны! Какое прекрасное знакомство. Но единственный брат Барда Шелдона совсем дитя. Кто еще там будет, дорогая?
Дверь в столовую закрылась, и больше Беатрис ничего не услышала.
Мама быстро поднялась по лестнице и пригласила Беатрис к себе в комнату. Внутренняя дверь в ней вела в их с отцом спальню. Беатрис нравились обои с розами и лентами и изящная мебель с фигурными ножками, обитая тканью все с теми же розами, которая чудесно подходила золоченой резьбе, украшавшей кресла.
– Присядь, – велела мать и похлопала по сиденью рядом с собой. – Пару дней назад для тебя кое-что привезли, и я хочу, чтобы ты взглянула.
Она взяла плоскую деревянную шкатулку и осторожно приподняла крышку. На атласной подушечке сверкнуло серебро. Мать взяла его и положила на раскрытую ладонь; у Беатрис заныл живот.
Это было серебряное ожерелье с гравировкой в виде роз и шипов. Мать перевернула его, показывая отпечатанные внутри символы – защитные знаки, которые запирают магию.
Отец подарит этот амулет жениху Беатрис, когда они подпишут брачные соглашения. Во время церемонии, когда она перейдет от отца к мужу, тот наденет украшение на шею Беатрис. От одного взгляда на изящную безделушку ей становилось не по себе.
– Твой отец доплатил, чтобы символы выгравировали на внутренней стороне. – Мать покрутила вещицу в руках, и та сверкнула на солнце. – Полагаю, он хотел, чтобы ожерелье было красивым.
Оно было отвратительно. Ужасно! Беатрис невыносимо было на него смотреть.
– Убери его, мама. Я не хочу видеть это до свадьбы.
– Я не учила своих дочерей отворачиваться от горьких истин, – сказала мама. – Собственное ожерелье я не видела до церемонии. И поклялась, что не оставлю своих девочек в неведении касательно того, что определит их будущее.
– Мама…
Но та продолжала таким же спокойным тоном, каким, бывало, обучала Беатрис.
– Это магический предмет. Он сделан из сплава серебра и антинара. Секрет его изготовления запрещено открывать женщинам, но только маг может выковать этот металл. Тысячи лет эти ожерелья обеспечивали безопасность наших детей в теле матери.
Она будет надевать его лишь иногда. Только когда будет носить дитя. Только тогда.
– Я понимаю, – сказала Беатрис.
– Нет, не понимаешь, – возразила мать и поднесла к ее шее ожерелье. – Надень его.
Беатрис уставилась на украшение так, будто оно ее задушит.
– Ты не можешь меня заставить, – пробормотала она. – Это для церемонии.
– Знаю, – ответила мать. – Так выходила замуж я. Так выходят все женщины – они не понимают, что такое ожерелье, пока не станут женами.
– Это к несчастью.
– Так говорят. Подними подбородок, Беатрис.
– Но…
От прикосновения прохладного серебра и чего-то еще к шее у Беатрис на затылке поднялись волосы, она едва не задохнулась. Беатрис попыталась вырваться, но мать была слишком быстра. Застежка защелкнулась.
Все потускнело. Цвета стерлись. Звуки приглушились, послышалось шипение, но оно шло изнутри ее головы, а не снаружи. Мир стал серым, будто зрение застлала пелена. Должно быть, она больна. Завтрак вот-вот выплеснется из нее и испачкает платье и ковер ручного плетения у Беатрис под ногами. Но и в животе были те же притупившиеся ощущения, словно вытекло что-то жизненно важное.
– Сними это, – прошептала Беатрис. – Мама, пожалуйста.
– Генри Клейборн был самым красивым мужчиной в наших краях. Он знал стихи наизусть и читал их мне. Он вскружил мне голову книгами и романтическими поступками… Я даже не задумывалась о том, будет ли он меня уважать. Я не догадывалась, что красота увядает, и чтобы быть очаровательным, нужно как следует постараться.
Беатрис посмотрела на мать.
– Ты его разлюбила?
– Дело не в том, что я его разлюбила. Дело в том, что я начала на него обижаться.
Из шкатулки с атласной подкладкой она достала ключ. Обхватила руками шею дочери, защелка открылась, ожерелье соскользнуло и упало Беатрис на колени.
Тут же вернулись цвет, свет и звук. Беатрис зажала рукой рот. Мать взяла ключ и ожерелье и снова убрала в шкатулку, плотно закрыв крышку.
– Теперь тебе известно то, чего не знала я, – сказала мать.