Полуночный танец дракона

Прежде чем вернуться в кабинет, Форей прослушал еще три сочных «чпока» и проследил взглядом за тремя длинными траекториями полета.

Через открытую дверь ему было видно, как Гингрич методично наносит удар за ударом, словно бьет не по мячам, а по чему-то еще… Интересно, что бы это могло быть? Неприятности на работе? Сильный соперник? Предательство друга? Форей поймал себя на том, что даже думает уже сериями по три мысли – чпок, чпок, чпок, – и ему стало смешно…

Он попытался сосредоточиться на расчетах, но звуки ударов отвлекали его. За окном уже почти стемнело, над полем зажглись фонари. Да, это выглядело по меньшей мере странно, в воскресный вечер, когда площадка закрывается раньше обычного, какой-то человек с красным лицом и бешеным взором кидает мячики один за другим и готовит метку для следующего, пока предыдущий еще не упал.

Вскоре мячи у игрока кончились, и Форею пришлось вынести на поле еще два контейнера. Он тихонько подставил их Гингричу, и тот, посчитав это проявлением дружелюбия, кивнул в знак благодарности. При этом он не переставал делать взмахи клюшкой, как запрограммированный робот. Раз, два, три. Раз два, три. Раз… Некоторое время Форей наблюдал за этим молча. А потом спросил:

– У вас все в порядке, мистер Гингрич?

Гингрич запустил в космос еще три мяча и только после этого поднял на него взгляд.

– А что у меня может быть не в порядке… – выдавил он.

В глазах у него стояли слезы.

Форей почувствовал, что не может даже говорить: слова разом застряли у него в горле. Наконец ему удалось взять себя в руки, и он сказал, при этом стараясь не смотреть на пунцовые щеки и горящие глаза Гингрича:

– Ну, если все в порядке, тогда конечно…

Гингрич коротко кивнул и опустил голову. Из глаз его выкатилось несколько слезинок.

– А вообще… – сказал Форей. – Работы у меня еще минут на сорок, если не на час. Вы можете уйти вместе со мной.

– Это меня более чем устраивает. Более чем! – сказал Гингрич.

После чего в три приема выдрал из земли несколько кусков дерна.

Удары были такой силы, что у Форея возникла полная иллюзия, что он только что три раза получил клюшкой под дых. Все происходило, как в старом кино с ускоренным изображением: мячи взлетали один за другим, и казалось, что в воздухе, на фоне ночных деревьев, непрерывно парит стая каких-то маленьких белых птичек.

Форей поднялся к себе в кабинет, но в дверях снова остановился, пытаясь понять и не понимая, что же все-таки на самом деле происходит на площадке для гольфа.

– И чего я всегда лезу не в свое дело… – проворчал он, однако, едва сев за компьютер, открыл страницу со списками завсегдатаев клуба: Гален, Галледжер, Гарнс… Ага, вот он.

«Чпок, чпок, чпок», – донеслось с поля.

«Гингрич, Уильям. 2344 Патриция-авеню, Лос-Анджелес, 90064. Жена (Элеонора). Занятия с инструктором. Повторный курс через несколько месяцев. Постоянный игрок». Все это он забивал в компьютер собственноручно.

Форей выглянул в окно: как там этот маньяк? Подтащить ему, что ли, еще мячей? Он вынес на поле еще несколько контейнеров. На этот раз Гингрич не только не кивнул ему, но даже не посмотрел в его сторону.

Плохо соображая, что он делает, а главное, зачем, Форей на абсолютно ватных ногах направился к своему открытому спортивному автомобилю. Сев в него, он послушал еще немного доносящийся с площадки чпок-чпок-чпок и полюбовался полетом белых летающих объектов на фоне торжественно всходящей луны. После чего нажал на газ.

И что, интересно, я ей скажу? Миссис Гингрич, приезжайте и заберите своего мужа с площадки для гольфа?

Прибыв по адресу 2344 на Патриция-авеню, он обнаружил там большой дом в георгианском стиле, в окнах которого – надо заметить, не во всех – горел свет. Там явно происходила какая-то бурная жизнь: мелькали тени, слышалась музыка и чей-то мелодичный смех.

Господи, куда я, вообще, лезу? Кретин! Он резко нажал на газ и уже почти тронулся, чтобы ехать обратно, но тут в голове у него опять зазвучало троекратное «чпок, чпок, чпок»… Пришлось дать по тормозам и припарковаться у тротуара. Некоторое время он сидел в машине, в задумчивости кусая нижнюю губу и периодически матерясь себе под нос. Потом все-таки вылез и подошел к подъезду. Еще пару минут он простоял перед входной дверью, покачиваясь с пятки на носок и слушая доносящиеся из дома голоса и музыку. После чего надавил на кнопку звонка почти с той же страстью, с какой его одинокий игрок лупил по мячам. Ответом ему была тишина. Он позвонил еще раз. Тишина, если вообще такое бывает, усилилась. Тогда он позвонил троекратно: раз, два, три. Прозвучали три звонка – один громче другого.

И вот после долгой паузы дверь наконец открылась и из-за нее выглянула женщина. Вид у нее был растрепанный и взмокший. Скользнув глазами по лицу Форея, она проговорила:

– Простите?

– Миссис Гингрич? – спросил он.

– Что вы сказали, простите?

Она явно выглядела смущенной и постоянно оглядывалась куда-то через плечо. И Форей очень быстро понял куда. В дверном проеме в глубине коридора он разглядел силуэт мужчины, во всяком случае, ему так показалось.