Это было осенью 1989-го. Как-то вечером, когда кладбище уже закрывалось и смотрители выгоняли загулявших посетителей, я умудрился остаться незамеченным и уже в сумерках набрел на мраморное надгробие некой Дианы де Форе, что в переводе означает «Диана лесная». И оно оказалось настолько прекрасным, что все это – крики охранников, скрип закрывающихся ворот и даже перспектива оказаться запертым на ночь на кладбище Пер-Лашез – в одну секунду померкло по сравнению с его удивительной мраморной резьбой. Я стоял потрясенный и не мог сдвинуться с места. Это было самое красивое захоронение, которое я когда-либо видел в жизни.
На мраморной плите длиной около двух метров и высотой чуть меньше полуметра в тончайших складках мрамора вырисовывалась женская фигура просто сказочной красоты. Это была юная девушка, лет восемнадцати, со сложенными на груди изящными руками, с тонким изгибом бровей и высокими скулами. Но больше всего меня поразила улыбка, которая играла у нее на губах. Едва уловимая, как будто не имеющая отношения ни к этому месту, ни к времени, ни к погоде…
Так я и стоял, пребывая в состоянии, про которое у живых людей принято говорить – у него начался приступ. Правда, обычно, если говорят «приступ», то это бывает «приступ страха», «приступ ненависти», «приступ веселья»… Но я-то знаю, что на самом деле причина любого приступа – это всегда любовь…
Все, что происходит внутри нас – все химические реакции, все это, по сути, один и тот же таинственный процесс. Нам только кажется, что у нас есть какие-то отдельные чувства, что их может быть несколько или что они могут быть смешанными… На самом деле все происходит одновременно и само собой, от нас тут ничего не зависит. Все, что нам дано – это наслаждаться результатом. Или не принимать его и бросаться на поиск новых источников для наших эмоций.
О, этот новый источник! Я склонился над ним так низко, что стоял, качаясь и едва не падая, только бы получше разглядеть ускользающую в последних лучах солнца небесную красоту, столь внезапно явившуюся мне из прошлого. От напряжения у меня даже закружилась голова.
Я прочитал надпись сверху:
– Господи, – прошептал я. – Она же умерла, когда я еще не родился…
Далее следовали высеченные на мраморе строки:
Под этим стояли инициалы Р. С. и постскриптум:
Так их было двое! Двое влюбленных. Невеста – юная, как дитя. И ее возлюбленный, тот самый скульптор, который вытащил все это из холодного камня – вот эту девичью грудь, эти руки, это спящее лицо… Господи, сколько же лет он потом приходил сюда и лил слезы, разговаривая с тишиной? Этого уже не узнать.
Я склонился прямо над ее лицом, чтобы рассмотреть и запомнить каждую его деталь: волосинки в бровях, дырочки в ноздрях, ямочки в уголках губ, где притаилась улыбка… Все, что удивительным образом оказалось не подвластно ни времени, ни дождям, ни ветру.
Через какое-то время я обнаружил, что глаза мне застилает густая пелена слез – они стали капать прямо на мраморное лицо. Точеные черты начали расплываться, и мне вдруг показалось, что ее лицо… оживает. Я уже был готов в ужасе от него отпрянуть, но потом решил, что это просто иллюзия, обман зрения.
Или нет? Теперь, когда капли моих слез были у нее и на глазах, и под глазами, мне вдруг стало казаться, что это плачет она сама. И что это уже не мои, а ее собственные слезы катятся у нее по щекам и стекают в уголки губ… А в следующую секунду я увидел то, что заставило меня усомниться в собственном рассудке. Мне показалось, что под действием моих слез мраморные губы зашевелились! И я услышал слабый шепот:
– Что со мной?
Я так и замер.
– Кто здесь? – прошептали губы.
«Нет! – подумал я. – Этого не может быть!»
– Кто? – повторили губы, мокрые от моих слез.
И у меня вдруг вырвалось:
– Это – я.
– Если это правда ты, где же ты был все это время?
– Я…
– А я ведь тебя ждала.
– Мне… – снова запнулся я.
– Долго ждала! – прошептал голос, идущий откуда-то изнутри камня. – Почему ты меня бросил?
«Извини, это слишком сложно, – подумал я. – Тебе этого точно не понять. Сначала нас разлучила твоя смерть. Потом – его смерть. Твоего возлюбленного. И все это было уже сто лет назад».
– Не знаю, что и сказать… – пробормотал я.
– Скажи хоть что-нибудь, – шевельнулись ее губы.
– Ну, вот я пришел.
– Значит, Бог услышал меня!
– Ты меня простишь?
С дерева сорвался сухой лист и, прикоснувшись к ее щеке, улетел дальше.
– Конечно, прощу! Ты же снова со мной. Какая теперь разница, сколько прошло лет. Говори еще. Все говори. Что хочешь, говори…
Тогда я набрал побольше воздуха и сказал:
– Я люблю тебя.