Полупрозрачный палимпсест

Веригин. Художник, иллюстрировал книжки. Он предложил на месте храма построить маленькую церквушку, по образцу Покровской на Нерли, а над ней и вокруг из тонких серебристых прутьев из титана точно воспроизвести контур прежнего храма, как бы призрак его, с подвешенными эоловыми арфами, чтобы тихо позванивали день и ночь… Идеальный памятник.

Молчание.

Хилков. В Кремле хотят ставить муляж Чудова…

Веригин. Да. Как у немцев, когда ставят на капитальный ремонт. Называется «Корпус 14». Гадость. За что они ни возьмутся, все обречено и заведомо как-то оглушительно бездарно.

Молчат. Холодковский что-то записывает на осьмушке бумаги, зачеркивает, снова пишет.

Веригин. Спасский храм разрушили пятого декабря, сразу после последней крупной переделки капища Певзнером. Я думаю, что генеральный замысел Дворца Советов, обезьяний, как всегда и все у них, был поставить на месте храма Спасителю храм поклонения если не живому, то во всяком случае внесмертному вождю и спасителю угнетенного человечества так, чтобы он находился в некотором архитектурном и зрительном соответствии с малым храмом с его нетленными диалектически-матерьяльными мощами. С любого из ста этажей начиная от пятнадцатого крипт был бы виден как на ладони. А чудовищную его статую на поворотном круге было бы видать из любой точки «Новой Москвы».

Хилков. Зачем поворотный круг?

Веригин. Гельфрейх хотел, чтобы он поворачивался за солнцем, на которое указывал бы народам, но это было технически трудно сделать при такой массе.

Сороканич. Какой высоты?

Веригин. Что, здание? Четыреста пятнадцать – четыреста двадцать метров, намного выше Эмпайр Стэйт.

Сороканич. Нет, статуя.

Веригин. Сто метров. Если поставить рядом с этим, макушка была бы вровень с окном.

Пауза.

Хилков. Собственно, мы и сидим в одном из осколков этого замысла.

Долгая пауза.

Холодковский. Спасский собор в Чертолье поставлен был на месте Алексеевского женского монастыря, который из-за этого пришлось перенести в Красное Село. Снесли монастырь.

Любарский. Правда, что выселенные монахини прокляли это место?

Холодковский. Глупости. Как можно проклясть освященное место? Но, конечно, восстанавливать ничего там не надо и нельзя.

Хилков (Веригину). Вы вот сказали, что Америка задумана как град на горе.

Веригин. Это, кажется, идея Августина, переиначенная, конечно.

Хилков. Кстати, это ваш Августин в спальне?

Веригин. Да, я оставил, спасибо, что напомнили.

Хилков. Да, и вот мне пришла в голову любопытная параллель: Китеж, град праведных, на дне Светлояра-озера. Америка – город на горе. (Обращаясь к Холодковскому.) Наш общий знакомый полагает, что они поменяются местами: один всплывет, другой опустится, как возносящийся Капернаум. Выравнивание ландшафта.

Любарский. У вас есть общий знакомый?

Хилков. Да, как оказалось.

Нина. А вы оптимист.

Хилков. Я? Почему? Это ведь не моя мысль. По-английски это слово звучит как «оптический туман», или «обман».

Сороканич. Как раз под нами уже пятьдесят лет без перерыва продается оптический обман, который честно называется «Иллюзион».

Нина. Что там сегодня идет?

Любарский. Всю неделю – трилогия Сокурова. Сегодня, кажется, «Телец».

Нина. Это премило. Завтра стало быть «Солнце»?

Любарский. Может быть. (Хилкову.) Вы любите кино?

Хилков. Терпеть не могу. Искусство, основанное на обмане зрения, не искусство вовсе, одна искусственность. Что только подчеркивают эти неизбежные кредитные титры, которые меня веселят и раздражают, особенно в начале фильма, когда не сбежишь. «Помощник ассистента режиссера по трюкам» – для чего мне это нужно знать? Раздавали бы уж программки у входа, как в театре.

Холодковский. В конце тоже мешательно.

Любарский. …По комбинированным съемкам, а не трюкам.

Хилков. Потом еще это совершенно никчемушное слово «Конец» в конце.

Нина. У Панфилова в «Начале» в конце появляется слово «начало».

Холодковский. «Начало» и «конец» – слова одного корня.

Сороканич (слезая с подоконника и идя к низенькому буфету). А посему предлагаю на этом закончить эту содержательную дискуссию и начать другую: что будем пить? Предлагаю всем сайдкар. Нам с Игорем Владиславовичем нужно будет сделать еще одну инспекционную вылазку.

Нина. Я тоже поеду.

Сороканич (наливая в высокий стальной стакан коньяку). Вам совершенно нечего там делать сейчас.

Нина. Мне лучше знать. Куда Игорька, туда и Нинка.

Пантомима: в одно время Любарский быстро взглядывает на Нину; Холодковский ловит ее взгляд и едва заметно качает головой; Сороканич задерживает над смесителем руку с толстой бутылкой куантро; а Веригин внимательно смотрит на Любарского и, оттянув вниз нижнюю губу, несколько раз проводит по ней мизинцем.