Читаем Полусолнце полностью

Ироничный голос Рэйкен эхом завис над нашей трапезой. Сердце зашлось в неистовом ритме. Я медленно опустился за стол и спрятал руки, чтобы не выдать своего волнения, и уставился на нее, совершенно сбитый с толку. Рэйкен стояла в дальней части зала, вся в белом, объятая меховым плащом и водопадом светящихся волос. Даже на таком расстоянии я чувствовал молнии, которые метали ее разъяренные глаза. Сама она пришла или…

– Саваки? – громко спросил Хэджам, поднимаясь.

– Любезно проводил меня к тебе.

Хэджам обогнул столики и остановился в метре от нас. В воздухе застыло напряжение, а меня терзали совершенно неуместные, глупые, эгоистичные мысли. Что она чувствует, вернувшись сюда через двадцать лет? Ее ярость такая же напускная, как ирония Коджи? На что она злится – на предательство многолетней давности или же на обстоятельства, которые привели ее в замок снова? Я многое понял о Рэйкен за дни нашего странствия, но одна мысль никак не давалась мне: ощущение времени – у долгожителей оно другое. Какой срок у скорби и вины? Сколько зреет прощение?

С непроницаемым лицом Рэйкен двинулась к Хэджаму, и я заметил, как его пальцы сжались в кулаки. Что это – злость или волнение? Она остановилась в нескольких шагах от него, и блестящие волосы подхватил невидимый ветер. Пряди заплясали за ее спиной, резко скрутились в мощный жгут и, устремившись к Хэджаму, оплели его шею с такой силой, что лицо демона, надменное и бескровное, покраснело. Голубые глаза выпучились, скулы напряглись. Рэйкен оскалилась, пронизывая его взглядом. Затаив дыхание, я смотрел на них и слишком поздно заметил, как Хэджам вскинул руку в сторону и из недр зала к нему полетел кинжал.

– Нет! – крикнул я.

Но он уже перехватил ее волосы и резким движением отрезал половину. Пряди безвольно упали на спину, едва закрывая ее. Хэджам сорвал с шеи мерцающий жгут и отбросил на пол. Рэйкен тихо зарычала, сжала кулаки, но осталась неподвижной – только смотрела на него с лютой ненавистью. Грудь Хэджама вздымалась.

И вдруг ее плечи опустились, и взгляд рыжих глаз потух. Рэйкен подалась вперед, приникла лбом к его лбу и закрыла глаза.

– Я так устала, Хэджам. Так устала… – прошептала она. И я пожалел, что сидел к ним так близко. Меньше всего на свете я хотел услышать этот шепот – шепот отчаявшегося существа.

– Ты так долго играла со мной в прятки, – тихо ответил он и, тоже закрыв глаза, опустил ладони на ее плечи.

– Ты обидел меня.

– Поэтому ты так долго не хотела приводить ко мне хого?

– Ты очень сильно обидел меня.

– Знаю. Прости. – Пальцы Хэджама устремились вверх и спрятались в ее волосах.

– Ты отведешь меня домой? Я так хочу домой…

К моему ужасу, по ее щеке скатилась слеза. Словно в замедленном действии она подняла руки и положила на его шею, притянула пальцами выбившиеся из косы пряди чернильных волос и сжала. Меня замутило.

– А я уж подумал, что ты отказалась от своего желания, – в тихом голосе Хэджама проскользнула грустная усмешка. Рэйкен слабо улыбнулась.

Даже после всего, что она рассказала, часть меня верила, что Рэйкен играет, что она все еще на нашей стороне. На моей. Но я смотрел на них – двух существ, так трепетно держащих друг друга в объятиях, – и чувствовал себя последним дураком. Я будто заглянул в чью-то спальню, увидел то, что навсегда должно было остаться в тайне, между любовниками, пусть даже природа их любви мне и не была понятна. Рэйкен и вправду играла. Только не с ним. Со мной. С самого первого дня она просто играла моим разумом, сердцем, телом, играла моей душой.

Хэджам обнял ее за талию и медленно повел прочь из зала, даже не взглянув на нас. Как только они скрылись из поля зрения, я вскочил и, не отдавая себе отчета, пнул столик с едой. Тарелки со звоном покатились по полу, горячий бульон брызнул на ноги. Откуда-то появилась служанка и, рассыпаясь в извинениях, принялась устранять последствия разгрома.

Но мне было все равно. Из груди вырвался вопль. Как же я позволил себе обмануться! Как я мог! Сердце отбивало барабанную дробь, дыхание перехватывало. Я склонился, упираясь ладонями в колени, и вперился взглядом в жгут из волос: их мерцание уже было едва уловимым. Блеск тускнел. Я зарычал сквозь зубы, желая, чтобы так же исчезла и моя боль.

Рэйкен

Крепкая рука Хэджама сжала мое дрожащее тело. Концы непривычно коротких волос стали такими тяжелыми, что, казалось, я чувствовала их давление на спину даже через плащ. Мое оружие, неотъемлемая часть меня – мне как будто руку отрезали. Я судорожно вздохнула и ощутила покалывание когтей, впивавшихся в мою талию через тонкую ткань кимоно.

Покинув зал, мы оказались в просторном коридоре, вымощенном белым шершавым камнем. В конце виднелись раздвижные двери, ведущие в гостевое крыло. В одной из комнат когда-то жила Мэйко. Я невольно вздрогнула.

Перейти на страницу:

Все книги серии Red Violet. Магия Азии

Полусолнце
Полусолнце

Российское Young Adult фэнтези с флёром японской мифологии.Япония. Эпоха враждующих провинций.Рэйкен. Наполовину смертная, наполовину кицунэ. Странница, способная проникать в мир мертвых и мечтающая отыскать там свою семью.Шиноту. Молодой господин, владелец рисовых полей, в жизни которого нет места магии и демонам. До тех пор, пока он не встречает Рэйкен.Хэджам. Чистокровный демон, воспитавший Странницу. Он пойдет на все, чтобы найти и вернуть Рэйкен. Но захочет ли она возвращаться?Каждый из них преследует собственную цель. Каждый скрывает свою тайну. И только мертвым известно, кто из них сумеет дойти до конца.Для кого эта книга• Для поклонников исторических дорам, аниме «Принцесса Мононоке», «5 сантиметров в секунду», «За облаками», фильмов «Мемуары Гейши» и «47 ронинов».• Для тех, кто увлекается культурой и мифологией Японии.• Для читателей фэнтези «Алая зима» Аннетт Мари, «Лисья тень» Джули Кагавы, «Опиумная война» Ребекки Куанг.

Кристина Робер

Историческая проза / Историческая литература / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза