Полустанок

Нам не удалось вовремя вернуться на кордон, поэтому пришлось ночевать в городской квартире. Пётр Петрович попил, поел, а потом стал беспокойно расхаживать по апартаментам. Он был явно утомлён переменами в своей жизни, но спать не собирался. Запрыгивал в приготовленный для него ящик, пытался устроиться, но, повозившись, выбирался на пол и начинал ходить возле моих ног. Приметив, что у стула, на котором я сидела, особенно высокая спинка, он утвердительно булькнул горлом и, распустив свои великолепные крылья, словно руки для объятий, начал подступать к домочадцам, которые сидели на других местах. Петух, выпятив сияющую изумрудом грудь, подталкивал каждого к моему

стулу! Мы, смеясь, умостились кое-как, а Пётр Петрович взмахнул крыльями, взлетел на спинку стула, оглядел нас, неразумных, и, довольный результатом , закрыл глаза.

Присутствующие были в шоке! Петух согнал нас, как кур, на насест стула! Он доказал нам свою профессиональную пригодность и с чувством исполненного долга крепко заснул.

Естественно, что на следующий день, ровно в половине четвёртого утра, обитатели многоэтажного дома проснулись от слегка хрипловатого, но мощного «Ку-ка-ре-ку!»

– Мам, а почему в книгах пишут, что петух кукарекает? Это же неправда! – возмутился сын, внимательно прислушавшись к речитативу Петра Петровича.

– Разве?

– Ну, да. Ты только послушай, что он поёт!

– Да. И что же?!

– Ну, это же очевидно! Он поёт: «Кэр-кэ-гэ-ут!» Кэр-кэ-гэ-ут!!!

– М-да… Действительно! Именно так и есть!

С появлением Петра Петровича у кур началась другая жизнь. Они уже не болтались без дела. Не путались под ногами и не гоняли по двору крыс. Наш голосистый красавец по-военному организовал их режим. Единоличное поедание корма было приравнено к государственной измене и каралось конкретной трёпкой. Ястреб, свысока присматривавший за хохлатыми, был отстранён Петром Петровичем в первый же день по причине неблагонадёжности. Лиса оставила кончик хвоста вблизи забора и убежала в поисках более безопасной добычи. Только ласка не пожелала покидать перспективный двор. Она с комфортом устроилась в подвале нашего дома. Но её тоже периодически поколачивали: в доме – кошка, во дворе – петух.

Серый волк

Слово «мусорка» надо писать грязными буквами,

потому что мусор – грязный!

Ранним утром Пётр Петрович выводил кур на обработку нашего маленького огородика от американских жуков, а чуть позже присоединялась к этой весёлой компании и я. Ставила маленькую скамеечку между грядок и прореживала морковку, пропалывала петрушку, подвязывала к забору огурцы, возилась с помидорами. Запах помидорных кустов сводил меня с ума. Солнце выдавливало их терпкий аромат, ветер услужливо проносил его мимо…

Помидоры росли, впитывали в себя всю влагу, которую только были в состоянии принять. Но не краснели, подлецы!

Однажды, сидя подле щекастых зелёных упрямцев, я, как обычно, ворчала на них:

– Нет, ну хоть бы один! Самый маленький! Ну, что же это такое, в самом деле!!!

И тут я ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Покрутила головой по сторонам. Пролистала глазами пространство над досками забора… Увидела белые бока мерно жующих коз и светлую голову своего милого ребёнка. Ничего необычного. Странно… Кинула взгляд на дорогу к полустанку, которая шла довольно сильно в гору. И тут, приглядевшись повнимательнее, увидела пару глаз, направленных прямо на меня. Ой! Волк!

Волк был замечательно спокоен. Он явно не в первый раз наблюдал за моими беседами с помидорами. Быть может, он приходит смотреть на меня так же, как мы ходим смотреть кино? Очень может быть…

Я попыталась продолжить огородную возню, однако довольно сложно заниматься хозяйством, когда тебе под руку смотрит… волк!

Не то чтобы мне было страшно. Отнюдь! Он был в меру строен, в меру сер. Изредка волк переминался с ноги на ногу. Иногда шевелил шерстью на левом плече, отгоняя насекомых. Его глаза не стали влажными от умиления и не сверкали злобой. Волк просто сидел и наблюдал. Как некий лесной аудитор. Как представитель всего дикого царства.

Что мы за существа? Можно ли нам доверять? Как реагировать на наше соседство? Кое-что, несомненно, уже было принято им к сведению. Иначе бы он тут не сидел так явно и спокойно.

В лесу мы не гадили. А горы отходов, осознанно позабытые предшественниками, рассортировали и переработали. То, что горит, сожгли в огромной куче, а то, что не смогли испепелить, закопали глубоко в землю. Честно говоря, зарыли мы не так много, но достаточно глубоко.

Пришлось потрудиться, разбивая почти трёхметровую гору отходов, которая была послойно залита цементом. Старая обувь, протёртые чулки, игрушки и битые лампочки, остриженные чубы и чьи-то кости… В процессе освоения рукотворной горной породы мы лишились пары молотков, топора и части ледоруба, который потерял одну из своих крепких лап, но помог избавиться от памятника человеческой глупости, столь неуместного в центре лесного массива.