Полвека с Вьетнамом. Записки дипломата (1961–2011)

Под влиянием военной обстановки мы, молодые сотрудники посольства, быстрее мужали, осознавая свою ответственность перед переживающими за нас родителями, отправленными домой семьями. Уже не взбегали, как в первые дни бомбардировок на крыши жилых домов, заслышав над головой хлопки от взрывов ракет, не обращая внимания на летящие вниз осколки.

Меня же немало образумил случай, когда едва не стал жертвой охранявшей наше посольство вооруженной вьетнамской охраны. Однажды утром сигнал воздушной тревоги застал меня по дороге на работу неподалеку от посольства. Когда, ускорив шаг и надев каску, я был уже у ворот, прямо над моей головой неожиданно просвистели автоматные очереди. Это солдат охраны, следуя инструкции, при первых звуках сирены прыгнул в вырытый перед постом окоп (мелкий бетонный колодец) и, не глядя по сторонам, разрядил рожок по пролетавшему самолету.

Большую часть времени приходилось проводить в пределах центральных районов города и дипломатического квартала, передвижения вне этой зоны были ограничены властями, а въезд во многие столичные районы для автомашин с посольскими номерами был строго воспрещен.

Своеобразной отдушиной для нас были несколько главных вьетнамских праздников в году, на время которых объявлялся мораторий на воздушные налеты.

В эти короткие паузы между бомбардировками, стараясь охватить как можно больше отдаленных районов страны, чтобы в первую очередь оценить состояние построенных с помощью Советского Союза экономических объектов, мы забирались на родных «газиках» по разбитым дорогам, далеко на Юг вплоть до демаркационной линии.

Возвращались в Ханой обычно впритык к окончанию моратория, торопясь поспеть до 12 часов ночи. Навстречу нам двигались по ночам на Юг нескончаемые колонны грузовиков и бензовозов. На узких дорогах со спешно залатанными воронками от бомб часто возникали заторы. Следуя распространенному в военное время лозунгу «превратим день в ночь, а ночь в день», эти колонны передвигались по ночам, хотя это не спасало от авиационных налетов с применением осветительных бомб.

Напряжение нарастало при подъезде к Ханою, когда время близилось к полночи. Помню, как продираясь сквозь встречные колонны грузовиков и бензовозов, выйдя из машины, разбудил уснувшего от усталости за рулем совсем юного, видно, только недавно севшего за руль водителя, и помог ему разъехаться со встречной машиной.

«Виновник» дипломатического инцидента

В октябре 1968 года мне, тогда третьему секретарю посольства, довелось стать очевидцем, если не сказать «виновником», дипломатического инцидента, получившего в то время широкую огласку в СМИ ряда азиатских стран, но неизвестного нашему читателю.

Произошло это на приеме, устроенном китайским посольством по случаю своего национального праздника. Готовились к нему и в посольстве СССР в Ханое, запросив указания Центра относительно нашего участия или неучастия в этом протокольном мероприятии. Набиравшая обороты острая идеологическая полемика и резкое ухудшение межгосударственных отношений с Китаем заметно охладили атмосферу наших прежде тесных дружеских отношений с коллегами из китайского посольства, привнося в них все больше взаимной настороженности и недоверия.

Подобные настроения подкреплялись личными наблюдениями. У меня, как и у других дипломатов нашего посольства, побывавших в годы «культурной революции» дома в отпуске (единственный тогда «установленный» для отпускников маршрут пролегал через Китай с ночевкой в Пекине), надолго сохранились в памяти красочные картинки пребывания в столичном аэропорту и гостинице. (В первое время мы останавливались на ночь в жилом комплексе посольства, но после его осады в январе 1967 года, нам запретили выходить в город и стали поселять в гостинице пекинского аэропорта.) Помню, как в здании аэровокзала вплоть до выхода на посадку нас буквально по пятам преследовали задиристо настроенные группы хунвэйбинов с транспарантами «Долой советских ревизионистов!» в руках, шумно выкрикивавших под барабанный грохот затасканные обличительные лозунги.