Полынь (СИ)

Все дворы в богатых домах на юге устроены одинаково – все они крытые, - слишком много солнца вокруг. Лишь над очагом в кухне был круг в крыше двора. И мечущемуся в горячке Руфину казалось, что его заперли в склепе, в котором вот-вот заделают последнее отверстие.

Да и поскорее бы похоронили осквернённое тело и истерзанную душу юного певуна…

***

Но и в несчастье, оказывается, можно было найти счастье.

Именно счастье, что хозяин Байирр иногда надолго уезжал. Их род издавна торговал лошадьми. Всегда были богачами. Байирр наследовал дело отца, которого в прошлом году убили где-то на севере. По словам жён хозяина, отец Байирра был ещё даже алчнее и безжалостнее сына.

Женщины вообще многое поведали измученному мальчику. Что украли Руфина потому, что его отец так резко отказал Байирру и тот затаил обиду на несговорчивого старика. Что детей у Байирра нет, потому, что он мальчиков предпочитает жёнам.

Женщины научили его немного утаить масла и подготовиться к приходу господина. Раскрыли мальчику некоторые секреты, как сделать соитие менее болезненным. Руфин заливался стыдом от таких разговоров.

Еще было счастьем то, что жёны не приняли мальчика, как соперника. Как подругу приняли. Или младшего братишку. Не расспрашивали. Помогали. Выхаживали.

- Ничего, притерпится, - утешала старшая.

- Боги милостивы, - вздыхала средняя.

- Они не оставят тебя, - поддакивала младшая.

По утрам они помогали дойти до бассейна с тёплой водой и осторожно обмывали израненное тело. Мазали мазями исполосованные кнутом спину и бёдра. Старшая, Асия, очень ловко умела вправлять вывихнутые пальчики. Средняя таскала с женской половины в широких рукавах конфеты и фрукты для Руфина. Младшая, Эйя, осторожно меняла повязки. И говорили-говорили-говорили… рассказывали обо всём на свете.

Далеко заполночь они помогали дойти до его коморки, укладывали, укрывали. Эйя приносила с кухни запотевший кувшин с холодным соком, сладкие египетские фиги.

- Это правда, что ты пел раньше?

- Правда, - шевелились разбитые губы.

Как-то раз Эйя принесла лютню, потихоньку стащив у святоши ключ от кладовой.

- Спой нам. – Попросили Руфина женщины.

- Я не могу. – Из синих глаз покатились слёзы.

- Почему, милый? – Асия помогла опереться на подушки. Напоила холодным соком.

- У меня голос иссяк… вдали от дома…

- Теперь, - вздыхают женщины, - твой дом тут навсегда.

Гасли светильники. В окна заглядывало ночное небо со звёздами. Малая толика его. Женщины эти выросли под этими звёздами. Им не понять дикой тоски Руфина…

***

Уже и лето на исходе. Побелевшее, выгоревшее под беспощадным солнцем небо снова прозрачно заголубело. Рассветный ветер приносил в открытые окна терпкие запахи степи. Осенью степь тоже красива. Не как весной, но всё же…

Об отце не было никаких известий. Тревога за старика не оставляла ни на один день. Как справился он с несчастьем? Знает ли он где сын? Знает ли, что творит безжалостный Байирр с его сыном? Как несёт эту стыдную ношу?

Прильнуть бы израненным сердцем к целительной душе отца. Передать бы привет. Получить бы в ответ благословение…

Вернулся из далёкого посольства младший брат хозяина. Жёны научили его подойти к младшему хозяину. Он добрее старшего брата. Он не откажет в просьбе. Может быть.

- Любезный младший братец… Простите ничтожного… - Руфин опустил глаза долу, как учил его святоша. – Пусть разрешат мне взять коня и навестить батюшку. Он слаб и стар. И теперь уж верно совсем расстроился здоровьем. Простите, ничтожного, что досаждаю. - Он не выдержал и опустился на колени: - Умоляю…

Сильные пальцы тронули его за подбородок. Руфин вскинул глаза. И встретил сострадательный взгляд Кебета. Больше ни у кого в волчьем роду не было такого взгляда. Но он был младшим братом хозяина. И ему это прощалось. Маменькина гордость и любимец.

Он учился у известнейших богословов. И решил посвятить себя Богам. Слишком ранила действительность нежную душу. В детстве часто блестели слёзы в пушистых ресницах. Прекрасных пушистых ресницах, как у отца в молодости.

У Байирра такие же, но как же страшно глядеть в тёмные волчьи прищуренные глаза! Какие одинаковые ресницы у братьев. И какие разные Боги у них же!

Кебет ласково провёл пальцем по свежему шраму на верхней губе Руфина:

- Какие у тебя глаза! Словно небо весной!

И пошёл дальше. Руфин разочарованно сгорбился. Никто не поможет…

Кебет обернулся:

- Я дозволяю тебе навестить отца. Святое дело – беспокоиться о стариках. Вот только коня тебе не дадут – наложники должны ездить в паланкинах. На коня может сесть только свободный человек.

- Я свободен… - шепчут сухие губы.

Кебет услышал, сухо рассмеялся:

- Глупенький. Не вздумай сказать этого при моём старшем брате или его духовнике. – Он с любопытством заглянул в синие глаза юноши. – Ты и в правду очень красив. Даже моему брату не удалось за столько времени растоптать столь красивый цветок…

Но через час он склонит перед мальчиком голову в белоснежном тюрбане*:

- Прости.

Но Руфин уже и сам всё знает. Святоше взбрело в голову, что семья покровителя давно не выезжала в Верхние Храмы на богомолье.

- Прости.