Полжизни

Я переживалъ тотъ періодъ страсти, когда ни одинъ любовникъ не думаетъ о муж?, особливо если его н?тъ на глазахъ. Ни единой мысли о томъ, — что мы д?лаемъ, мн? не явилось. Графиня похвалила меня потомъ за такой кр?пкій сонъ сов?сти: она объяснила его моей «неиспорченной натурой».

Что жь, я въ самомъ д?л? быть неиспорченъ; но далеко не ушелъ съ моей «натурой». Я продолжалъ не думать о граф?. Графиня получала отъ него письма, но ничего мн? объ нпхъ не говорила, точно будто мужа и на св?т? н?тъ. Съ каждымъ днемъ она становилась усердн?е въ обученіи меня всякой всячин?.

Въ библіотек? слободскихъ хоромъ она подвергла меня еще новому испытанію: вынула большую коллекцію гравюръ и начала просматривать ихъ со мною. Тутъ я выказалъ такую же нев?жественность, какъ и по части музыки. Только по слухамъ зналъ я имена Рафаэля, Микель-Анджело, Рубенса; копій никакихъ не видалъ и ничего не читалъ объ искусств?; мои товарищи были такого же художественнаго образованія — стало-быть, особенно стыдиться не приходилось, да мое чувство къ графин? уже не знало щекотаній самолюбія. Ц?лыя лекціи выслушалъ я въ библіотек?, разсматривая коллекціи и альбомы. Все, что говорила графиня, было такъ ново для меня, и она съ такимъ ум?ньемъ и охотой вводила ученика въ пониманіе красоты, что ему сл?довало родиться идіотомъ, чтобы не получить вкуса къ изящному. Каждая знаменитая статуя или картина наводили ее на личныя воспоминанія; она усн?ла везд? побывать: и въ Дрезден?, и въ Париж?, и въ Мюнхен?, и во Флоренціи, и въ Рим?, и даже въ Гаг?. Слушая ее, я такъ и вид?лъ передъ собою и тотъ диванчикъ, съ котораго англичанки смотрятъ на Сикстинскую Мадонну, и круглую комнату флорентинскихъ Уффицій, и вертящуюся на пьедестал? капитолійскую Венеру, и ватиканскую нишу Лаокона, и тотъ плохенькій заст?ночекъ на вилл? Людовицы, гд? стоитъ голова Діаны, и скромныя комнаты голландскихъ музеевъ, куда записныя любители прі?зжаютъ постоять передъ «Быкомъ» Поль-Поттера, «Ночнымъ Дозоромъ» Рембрандта и «Банкетомъ аркебрировъ» Фанъ-деръ-Гольдта. Къ инымъ, совершенно мн? неизв?стнымъ мастерамъ, учительница моя заставила меня особенно привязаться. Мурильо, большіе и малые голландцы сд?лались моими пріятелями. Черезъ дв? нед?ли я уже говорилъ фразы въ род? такой:

— Какъ хорошъ этотъ Вуверманчик!

Еслибъ насъ въ п?вческой спросили: кто былъ Вуверманъ, мы бы не могли и фамиліи-то такой выговорить. А графиня сообщила мн? даже, что Вуверманомъ его называютъ по французскому произношенію; а по-голландски-де — его произносятъ: Вауэрменъ.

У большаго круглаго стола библіотеки, гд? меня такъ наглядно и легко просв?щали во всемъ, что челов?чество создало прекраснаго, я предавался особаго рода страстному и почти благогов?йному созерцанію. Созерцалъ я ее, т. е. женщину, бывшую моей просв?тительницей. Какъ она входила въ свою наставническую роль! точно будто зат?мъ только мы съ ней и сошлись; а между т?мъ она же отдавалась мн? такъ см?ло и пылко, ея уста ц?ловали меня, ея руки обвивались вокругъ моей шеи. Я заново, еще сильн?е, еще безразд?льн?е преклонялся предъ этой личностью. Ея д?ятельность просто изумляла меня, какъ н?что необычайное въ русской барын?. Каждый урокъ былъ новымъ доказательствомъ силы и даровитости ея натуры. И все это шло — на одного меня… было съ чего обезум?ть!

XXXVI.

— Графъ будетъ зд?сь черезъ два дня.

Вотъ что вымолвила мимоходомъ графиня подъ конецъ урока французскаго языка.

Я вскочилъ. Меня не столько поразило изв?стіе, сколько то, какъ оно было сообщено. Но графиня точно не обратила вниманія на мой переполохъ и, закрывъ книжку, сказала:

— Я васъ, другъ мой, сегодня совс?мъ замучила урокомъ. Ступайте-ка спать.

Но въ такія ночи, какую я провелъ, сна не дается челов?ческому организму.

Н?сколько нед?ль прошло — и я не оглянулся на себя, не назвалъ никакимъ именемъ того, что у насъ завязалось съ графиней. Но тутъ разомъ, безъ всякихъ тонкостей и извиненій, обозвалъ я себя «мерзавцемъ», а связь съ женой моего патрона — «гнуснымъ обманомъ». Къ разсв?ту во мн? сид?ло одно чувство — покончить во чтобы то ни стало. Вся отвратительная гадость прелюбод?янія терзала меня нестерпимо.

Съ готовымъ р?шеніемъ сошелъ я внизъ. За завтракомъ и за об?домъ промолчалъ и ждалъ минуты перехода въ боскетную, чтобы начать…

Но меня предупредили; какъ мн? и сл?довало ожидать, еслибъ я тогда получше зналъ мою наставницу.

— Вижу, сразу начала она, затворяя за собою дверь, что васъ волнуетъ. Присядьте.

— Я не сяду, отв?тилъ я сумрачно.

— Ну, какъ хотите; а я сяду.

И она с?ла акуратно въ свое кресло, взяла работу и, поглядывая на меня, начала несп?шно:

— Вы не вспомнили до вчерашняго вечера о моемъ муж?, иначе и не могло быть; у васъ хорошая натура, вы отдавались своей страсти, и мучить себя за это угрызеніями — наивно. Я знаю, что вы мн? скажете: «обманывать мужа — гадко; если вы меня любите, должны быть моей, а не его женой». В?дь такъ?

Вопросъ засталъ меня врасплохъ. Я наедин? съ своей сов?стью не шелъ такъ далеко: я не мечталъ о томъ, что она броситъ все для меня.