Полжизни

Мы оба вскочили. Графиня стояла предо мной въ б?лой шляпк?, въ темно-малиновомъ бархатномъ плать?, съ улыбкой, н?сколько удивленная. Отъ нея пахло воздухомъ и зимой, щеки чуть-чуть порозов?ли. Она была удивительно хороша.

— Что за сюрпризъ? спросила она, подавая мн? руку такъ, чтобы я ее поц?ловалъ.

— Сегодня только прибылъ, доложилъ я.

— А написать трудно было. Пожалуйте-ка за мной.

Она вышла изъ классной, Наташа выпустила мою руку и жалобно погляд?ла на меня.

Мы не дошли до угловой. Въ гостиной графиня остановилась и выговорила вполголоса

— Обрадовать васъ новостью?

— Какой? хмуро откликнулся я.

— Вы — отецъ…

Я отскочилъ, а она, приблизившись ко мн?, взяла меня за руку и, тономъ серьезной, спокойной жены, совершенно какъ и быть сл?дуетъ, продолжала:

— Вотъ у васъ еще ц?ль: будете воспитывать вашего ребенка, не говоря уже о Наташ?. Не сердитесь на меня: я невиновата.

Она улыбнулась и громко сказала:

— Вы не думаете ли въ трактир? жить? Я сейчасъ пошлю за вашими вещами. Пойдемте въ угловую.

XXXIX.

Отецъ! Кто не д?лался имъ въ моей кож?, тотъ не знаетъ, какой ударъ нанесло мн? это двухсложное слово. Я даже не р?шился его выговорить. Что-то см?шное, не то радость, не то отчаяніе, не то ужасъ, не то умиленіе — овлад?ло мною. На эти состоянія не даютъ отв?та никакіе психологи. Посл?, читая Бэна, Маудсли, Спенсера, я старался раціонально выяснить ощущенія моего родительства; но ничего не нашелъ подходящаго. Пришлось повторять простую мужицкую прибаутку: «про то знаютъ грудь да подоплека».

По мать не думала смущаться. Негодовать на нее было тоже не за что. Она относилась ко мн?, какъ къ близкому челов?ку, самому близкому изъ всей ея обстановки. Въ ея тон? не чувствовалось ни напряженности, ни сухости, ни особенной н?жности. Преобладала совершенн?йшая серьезность и искренность, такая искренность, что она производила бы пожалуй впечатл?ніе великаго цинизма. Каждое ея слово, каждое ея обращеніе ко мн? говорило:

«Бери меня такою, какова я есть: я тобой занимаюсь и помогаю теб? въ хорошемъ д?л?. Ты стоишь для меня на самомъ первомъ план?. Я рада, что сд?лалась матерью, и предоставлю теб? полныя права на твоего ребенка: можешь мн? в?рить».

Меня понесла волна, несп?шная, но могучая и неудержимая. Въ Москв?, кром? вы?здовъ и театра, пошла, почти іота въ іоту, такая же жизнь, какъ и въ Слободскомъ: т? же занятія, то же п?ніе, т? же педагогическіе разговоры. Графиня очень мало вы?зжала, и къ молодымъ людямъ выказывала спокойное презр?ніе. Они буквально для нея не существовали. Мен?е тщеславія и такъ-называемаго кокетства я потомъ не видалъ ни въ одной женщин?. Она ни мало не дорожила «св?томъ». Ея разсказы и зам?чанія проникнуты были язвительнымъ юморомъ. Про всю дворянскую Москву она иначе не выражалась, какъ «нашъ Арзамасъ». Ни передъ ч?мъ р?шительно она не преклонялась, и ужь конечно никого и ничего не боялась. См?лость — ея коренной «видовой» признакъ, какъ выразился бы натуралистъ.

Я смирился: не предавался безсонницамъ, не ковырялъ себя, не являлся къ ней съ сумрачной физіономіей, не хныкалъ, и тому, что случилось, больше не удивлялся. Я ждалъ: вотъ настоящее слово, ждалъ событій, сознавая ежеминутно, что я связанъ съ этой женщиной серьезной, безповоротной связью, безповоротной до т?хъ поръ, пока она «беретъ нотой выше».

Поэтому я успокоился и могъ, безъ всякаго трагизма, вести съ графиней бес?ды о самыхъ жгучихъ вопросахъ.

Чуть не наканун? возвращенія графа изъ Петербурга, я сказалъ ей въ угловой — Вы довольны мной?

— Да, кротко отв?тила она, вы возмужали. И ч?мъ же вамъ не житье, Николай Иванычъ? весь рискъ, вся темная сторона — на моей отв?тственности. Вы теперь живете, и живите себ?. Будетъ слишкомъ трудно бросить меня; но, право, я этому не в?рю.

— Не в?рите? спросилъ я съ усм?шкой.

— Не в?рю. Какъ же вамъ бросить меня? Надо будетъ все говорить графу, вы этого не сд?лаете; а безъ причины вы не нарушите вашего условія: вы обязались три года заниматься его крестьянами.

— Это точно, проговорилъ я, какъ-бы про себя.

— Вы можете прекратить ваши отношенія ко мн? и остаться на служб? у графа. Но разв? это искупитъ вашу вину предъ нимъ, если вы считаете себя виновнымъ? Нимало. Живите — вотъ и все; вы будете благод?телемъ н?сколькихъ тысячъ душъ крестьянъ, и воспитателемъ вашего друга — Наташи.

Это было слово-въ-слово то, что я читалъ въ тон? и обращеніи со мной графини.

— Графъ, заключила она, не Богъ знаетъ какая высокая личность, но онъ выравнивается и будетъ очень порядочный русскій баринъ, такъ л?тъ черезъ пять. Онъ меня до страсти любитъ. Если онъ внезапно узнаетъ о нашей связи oms васъ — это убьетъ его, по крайней м?р? теперь. Зач?мъ же это д?лать? Повторяю, вы не р?шитесь на такую дикую выходку.

Я и не р?шился: логика д?йствительности не позволила, наравн? со страстью.