Теперь, но прошествіи десяти л?тъ, я все-таки но знаю, — что ее побудило сд?лать изъ меня своего любовника? Страсть? Н?тъ: такъ страсть не проявляетъ себя. Жалость? Обидно; но я готовъ бы признать и это, еслибъ былъ въ томъ уб?жденъ. Темпераментъ? Сомнительно. Безпорядочность? См?ху подобно и произносить это слово, до такой степени оно нейдетъ къ ея особ?. Равнодушіе, протестъ, горечь? Все это ниже и мельче ея. И какая же у ней наконецъ натура? Знаю только, что не заурядная, но не больше. Чувственная, резонерская, циническая? Не знаю, тысячу разъ не знаю. Мн? казалось, когда я взялся за перо, что я изучилъ ее; а въ ковц?-концовъ я сознаю свое нев?жество. В?дь не схвачусь же я за готовые приговоры нравственности. Пошла ли она на сд?лку съ сов?стью? Врядъ-ли: у ней было бы хоть что-нибудь похожее на раскаяніе. В?дь она на пути къ перерожденію; да и это не такъ, ей не надо совс?мъ перерождаться — она честна, пряма, благородна, великодушна, какъ истая героиня; каждый жгучій вопросъ челов?чества ей понятенъ, она презираетъ искренно и мишуру, и эксплуатацію, и неравенство, и всякую самомал?йшую пошлость. Даже великая ея несправедливость — сухость къ дочери — есть ни что иное, какъ протестъ противъ ея первой связи.
Что-же побудило ко второй? Скажетъ ли она мн? свое посл?днее слово?
Довольно спрашивать. Надо кончать.
КНИГА ВТОРАЯ
В вагон? я сид?лъ одинъ. На посл?дней станціи вышелъ офицеръ въ плащ?, съ ц?лыми двумя саблями и уродливой каской въ кожаномъ футляр?. По?здъ то-и-д?ло попадалъ въ туннели и двигался точно ощупью. Я сначала старался приглядываться къ м?стности: ночь стояла темная, и еле-еле можно было распознать пологія очертанія Апенниновъ. Посмотр?лъ я на часы: около часу, а мы, по расписанію, должны были добраться ровно въ полночь; но Италія сродни матушк?-Россіи по безпорядочности. Спать мн? не хот?лось. Я ус?лся въ уголъ и, прислонившись затылкомъ къ жесткой спинк?, обитой волосяной матеріей, отдался отрывочнымъ мыслямъ и образамъ.
Представилась мн? тучная, сдобная фигура Стр?чкова. Мы съ нимъ столкнулись въ Петербург? у Доминика, за двумя рюмками водки. Обрадовался онъ мн? чрезвычайно, точно будто насъ не разд?ляли ц?лыхъ тридцать л?тъ. Мотя остался Мотей и восхитилъ меня своей ц?льностью. Онъ, разум?ется, мировой судья; но кром? того св?чной и конный заводчикъ, винокуръ и хл?бный торговецъ.
— Въ Нижній, братъ, пробираюсь, говорилъ онъ, посапывая; всякой штуки искупить, шпіалтеру, того-другаго, да и ко дворамъ. У меня, в?дь, пятеро пискленковъ. Ну, а ты что?
— Я графскій управитель, отв?тилъ я съ усм?шечкой.
— Изъ за-какого-же шута ты такъ застрялъ у дяденьки Платона Дмптріевича? Или при тетеньк? состоишь?
Онъ расхохотался на весь ресторанъ.
Меня хохотъ этотъ не покоробилъ: напротивъ, я продолжалъ любоваться типомъ моего Стр?чкова.
— В?дь она, братъ, старая баба теперь. Ей, поди, за сорокъ перевалило.
— Тридцать восемь, выговорилъ я обстоятельно.
— Ну, не все-ли равно. Н?тъ, я тебя, дружище, не понимаю. Такой ты ученый и толковитый — и до сихъ поръ состоишь въ услуженіи у графа Кудласова. Да въ теб? пороху-то въ десять разъ больше, ч?мъ въ дяденьк?. Дороги теб?, что-ли, н?тъ? Куда хочешь: профессоромъ, — нынче вонъ н?сколько академій землед?льческихъ, или директоромъ завода, банка, дорожной компаніи. Слава теб? Господи: вс? только и кричатъ, что людей н?тъ!
Онъ спросилъ пива и ус?лся за столикомъ — усов?щевать меня. Чтобъ его сколько-нибудь успокоить, говорю я ему:
— Куда-жь мн? торопиться, я еще не старикъ. Прошелъ я хорошую школу, кое-какую деньгу скопилъ. Вотъ по?ду еще разъ посмотр?ть на заграничные порядки, а тамъ и начну что-нибудь.
— Разв? такъ, — откликнулся онъ — только я, признаться сказать, думалъ, что ты зд?сь какимъ-нибудь тузомъ акціонернымъ, право.
— Напрасно думалъ, наставительно возразилъ я.
И мы облобызались. На другой день мы оба вы?хали изъ Петербурга: онъ къ Макарію, я въ В?ну. Эта встр?ча съ Стр?чковымъ точно нарочно к?мъ поставлена была въ преддверіи моей по?здки. Судьба говорила: «на вотъ, погляди на того простачка, котораго ты перескакивалъ изъ курса въ курсъ. Видишь, и онъ взялъ нотой выше тебя. Онъ сидитъ на трехъ китахъ, и нич?мъ ты его не сдвинешь. А ты?..»
Но судьба не очень-то опечалила меня такимъ поученіемъ. Я думалъ о Стр?чков?, сидя на жесткомъ диван? вагона, вовсе не зат?мъ, чтобы язвить себя: мн? просто было пріятно вызывать его фигуру воображеніемъ и чувствовать при этомъ, что отъ нея пышетъ ч?мъ-то своимъ.
— Firenze, Firenze! закричали въ носъ кондукторы, и по?здъ въ?халъ подъ осв?щенный нав?съ.
Дверцу отворили, и служитель пожелалъ взять мои вещи. Тутъ, въ третій разъ, на итальянской почв?, я поблагодарилъ мою наставницу за то, что она пріучила меня хоть немного къ итальянскому языку.
Мой «Бедекеръ» рекомендовалъ мн? недорогую гостиницу «Porta Rossa», существующую больше для commis-voyageur’oв. Я такъ и распорядился. Но омнибуса отъ этого отеля не оказалось: по?здъ опоздалъ на ц?лыхъ два часа.