Полжизни

— Полноте, — остановилъ я его, видя, что имъ овлад?ваетъ тревога — разлукамъ-н?сколько м?сяцевъ для васъ же будетъ выгодна. Графиня — характеръ въ полномъ смысл?. Она никогда не волнуется и ни къ чему туманному не стремится. А силы ея зам?тно изм?нились отъ нашихъ убійственныхъ зимъ.

Не знаю, успокоилъ ли я его, но съ этого разговоранаши отношенія приняли какой-то елейный тонъ: точно мы были два родныхъ брата, живущіе въ идеальномъ согласіи, между которыми все существенное уже переговорено и сложено въ тайники души.

Графъ три раза предлагалъ мн? м?ста: д?лопроизводителя, агента и даже директора по тремъ акціонернымъ предпріятіямъ; но я не принялъ ни одного. Контракта у насъ никакого уже н?тъ. Я ему сказалъ, что съ сл?дующаго года брать съ него прежнее жалованье не согласенъ, — д?ла вдвое меньше. Онъ чуть не прослезился, испугавшись того, что я «покину его семейство». Отм?чу и то, что служба у него дала мн? средства обезпечить выводъ въ люди вс?хъ моихъ братьевъ и сестеръ, кром? маленькой коп?йки на черный день, когда начну что-нибудь другое…

Вотъ я и дошелъ до того дня, когда было получено мною приглашеніе графини — пожаловать на л?то къ ней въ гости.

Она права: писалъ я р?дко и мало. Не то чтобы я сдерживалъ себя, а ч?мъ же бы я сталъ наполнять большія письма? То, что я зд?сь записалъ, ей не нужно знать: все это ей изв?стно. Осень и зима прошли въ такой же черной работ?, какъ и прежде. Большихъ разглагольствованій ей тоже не надо. Ей довольно и того, что «то-то, молъ, и то-то сд?лано». Только о Наташ? я позволялъ себ? распространяться, да и за это виню себя. Наташа теперь совс?мъ на ногахъ, хоть ей всего семнадцатый годъ пошелъ. При ней славная д?вушка, изъ «педагогичекъ», къ качеств? больше подруги. Мы втроемъ живемъ душа-въ-душу. Хоть эта педагогична и не Богъ-знаетъ какой премудрости; но безъ хорошей женщины нельзя: изв?стныя вещи надо пропускать черезъ женскую натуру, чтобъ не сд?лать изъ д?вушки противн?йшей см?си задора и резонерства. Наташа не волнуется. У ней н?тъ самообладанія графини; но за то, разъ что-нибудь переживши, она уже не мучитъ себя: уже и теперь въ душ? ея — протестъ противъ барства, но къ отцу она справедлива и сознательно уважаетъ въ немъ все, что и я въ немъ уважаю. Матери она не касается, чтобы не тратиться въ безплодныхъ страданіяхъ. Личность матери манитъ ее своей натурой; но она уже разъ сказала себ?, что между ними не будетъ дружбы, и старается мириться съ этимъ. Не думаю, что ея воображеніе задавалось вопросомъ — что насъ связываетъ съ графиней. Она мн? говорила только, что уваженіе ея матери ко мн?—дороже ей, ч?мъ любовь отца къ ней самой. Намекнуть ей на возможность моего удаленія я не р?шился бы, хоть она теперь и безъ меня знаетъ, какъ ей жить. Когда будетъ женщиной — я не ставу скрывать прошлаго: ея дружбу я хочу пріобр?сти безъ всякой утайки. Быть можетъ и отвернется. Тогда — по д?ломъ вору и мука. Только врядъ-ли… Ея покол?ніе пойдетъ дальше насъ, и въ д?л? всепрощенія — ума прибавится…

Графъ и спитъ и видитъ — какъ мы отправимся вс? заграницу. Наташа рада этой по?здк? потому больше, что я ?ду. Она взяла съ меня слово, что я пробуду при графин? все время, пока и она тамъ будетъ съ отцомъ.

Мы по?демъ вм?ст?, но я хочу явиться раньше графа съ Наташей — почему? ужь конечно не для любовныхъ сценъ, а такъ: мн? это кажется полезнымъ, если не для графа, то для Наташи. Пожалуй, въ графин? и въ самомъ д?л? разовьется особая требовательность, такъ пусть лучше ужь на меня обрушится она. Второй партіи путешественниковъ придется полегче. Предлоговъ у меня найдется пропасть, чтобы отд?латься отъ нихъ и прямо про?хать къ графин?; а графа я уговорю непрем?нно показать Наташ? Берлинъ и Парижъ.

Еще н?сколько дней — много десять, и я ее увижу.

У меня и теперь забилось сердце: видно, годы не вы?ли еще совс?мъ зерна первой страсти. Да, вотъ бьется сердце, и рука нетвердо водитъ перомъ. Какъ я ни возмужалъ, какъ я ни расширилъ свой кругозоръ, а все она стоить впереди всего, не выше, а именно впереди. Къ ней, прямо или косвенно, шли вс? нити моей сознательной борьбы. Написалъ я это слово не для того, конечно, чтобъ восп?вать себя. Худо ли, хорошо ли, но я боролся — и во всемъ крупномъ, р?шительно во всемъ она меня поддержала. Я только знаю (да графъ отчасти), какая ц?льность и правдивость живутъ въ этой натур?. Ей и не такой в?къ, какъ нашъ, по-плечу. Но сама по себ? она ничего не сд?лала. Опять я пришелъ къ тому же вопросу, и отв?чать придется опять ея же словами. Но разв? эти слова могутъ удовлетворить? Не в?рю тому, что и ее они успокаиваютъ. Она была выше меня, когда удивлялась, что можно мучиться «изъ-за бабы»; но зач?мъ же на себя то наложила клеймо самой обыденной лжи, зач?мъ?..