Полжизни

Но какъ ни сильно возился я промежъ мужиковъ, какъ ни усердно читалъ и учился — д?йствительность взяла свое. Незам?тно, безъ всякихъ сценъ и столкновеній, между мной и графиней началъ порхать какой-то св?жій в?терокъ, перешедшій въ н?что мен?е прохладное. Какая-то вязкость и терпкость стала ощущаться обоими: точно подъ ложкой что-то лежало камнемъ, родъ душевной кардіаліи — такъ по крайней м?р? чувствовалъ я. Графиня начинала в?роятно (говорю «в?роятно», ибо объясненій по этому предмету не было) находить, что я тяжеленекъ. И въ самомъ д?л?, бывалость моя, книги, путешествія, головная работа — все это развило меня, но не придало пріятныхъ формъ. Я смотр?лъ т?мъ-же управителемъ. Со вн?шностью моею графиня давно освоилась, находила даже въ ней много «modele», но въ тон?, въ язык?, въ пріемахъ остались звуки и отт?нки, которые не выкуришь никакимъ куревомъ. Обученіе мое кончилось; давно уже я доразвивалъ мою наставницу. Такой обм?нъ ролей не раздражалъ ее; она ни отъ чего не сторонилась и все воспринимала охотно; но изв?стныя идеи, какъ сильное лекарство, производятъ боли даже и въ т?хъ, кого он? вылечиваютъ. Боли эти — противор?чіе книжки съ жизнью. Оно присутствовало во всемъ, и ежесекундно. Графиня не могла этого не понимать и хот?ла остаться «позитивисткой» (какъ она себя иногда называла), т.-е. возводила въ положительную теорію необходимость того, какъ она жила. Мы не могли, стало быть, касаться тысячи вещей вплотную, искренно, съ желаніемъ превратить слово въ д?ло, и такое чисто мозговое единомысліе сказывалось во мн? суровостью и очень часто замкнутостью.

А тутъ еще в?чное больное м?сто — Коля…

Вотъ имъ-то и воспользовалась графиня.

Мальчикъ доросъ уже до того возраста, когда является вопросъ: гд? ему продолжать воспитаніе — дома или въ школ?? Мать стояла за домъ, я за школу, над?ясь хоть сколько-нибудь на вліяніе товарищеской среды. Но когда мы толковали, Коля, подрастая, продолжалъ относиться ко мн? пренебрежительно и даже зло. Н?сколько разъ, онъ при граф? и графин?, и даже при постороннихъ говорилъ мн? дерзости. Положеніе д?лалось совершенно невыносимымъ.

— Знаете что, сказала мн? графиня ровно годъ тому назадъ, такъ мы съ вами ничего не добьемся отъ Коли. У?ду я на годъ за границу. Онъ будетъ ходить въ хорошую школу, это его пересоздастъ; среди мальчиковъ-ино-странцевъ онъ смирится непрем?нно. На васъ онъ не будетъ больше смотр?ть, какъ на буку. А черезъ годъ, если онъ исправится, вы прі?дете къ намъ… Право, такъ лучше будетъ.

Я не противоречилъ. Это былъ не исходъ, но опытъ, въ которомъ кое-что казалось мн? д?льнымъ. Потребность отдохнуть другъ безъ друга — дод?лала остальное.

Графу былъ сообщенъ готовый проектъ, который онъ принялъ, однако, не съ особымъ удовольствіемъ. Что во мн? давно остыло — жило въ немъ все такъ же сильно: онъ любилъ женщину, ему нужно было какъ можно чаще вид?ть ея ясныя очи. Онъ и въ Россіи разъ?зжалъ потому только, что графиня не любила вид?ть его около-себя больше двухъ-трехъ м?сяцевъ сряду.

Но ц?лый годъ! Она требовала, чтобы онъ раньше года не являлся, доказывая, что это необходимо для хорошаго воспитанія Коли.

— Ты его такъ балуешь, Платонъ, говорила она; я его больше отъ тебя и увожу.

Разум?ется, онъ согласился, но началъ упрашивать меня — проводить графиню и прожить съ ней заграницей, какъ можно дольше. Тутъ пришлось намъ вдвоемъ урезо нивать его, и понадобилось гораздо больше времени, ч?мъ на согласіе отпустить графиню заграницу.

Онъ прямо объявилъ, что если я не по?ду — онъ потеряетъ всякое спокойствіе.

— Да что-жь, меня съ?дятъ, что-ли, Платонъ? спросила его графиня.

— Помилуй, мой другъ, повторялъ онъ, одна на ц?лый годъ… Съ Николаемъ Иванычемъ — да; но безъ-Николая Иваныча… Я, право, лучшу брошу должность!..

Но его все-таки урезонили. Онъ только выговорилъ себ? право проводить графиню до Варшавы. Она р?шила прожить всю зиму во Флоренціи, гд? есть хорошія школы для иностранцевъ; а ее давно уже посылали врачи на зимовку въ Италію.

Наташу графиня оставляла съ гувернанткой на попеченіе ея двоихъ отцовъ. Это очень обрадовало Наташу; она побаивалась, что ее увезутъ отъ меня. Коля оставался равнодушнымъ, посвистывалъ и повторялъ съ презрительной миной:

— Qa m’est bien egal d’entrer dans une ecole… mais pas avec de goujats.

Онъ уже зналъ, что такое goujat, а себя считалъ изъ «б?лой кости».

XLIX.

Десять л?тъ смотр?ли на насъ съ графиней, когда мы проводили вм?ст? посл?дній вечеръ передъ ея отъ?здомъ за-границу.

Случилось такъ, что это было опять въ московской голубой комнат?, гд? все стояло по-прежнему, только все немного повыцв?ло и постар?ло. Графъ исчезъ на ц?лый день — накупать разныхъ дорожныхъ вещей. Въ Москв? мы были про?здомъ. Распрощавшись съ отъ?зжающей, я долженъ былъ вернуться въ Слободское съ Наташей и ея гувернанткой.

Такъ же, какъ и въ памятную для меня ночь, графиня угощала меня чаемъ; только на этотъ разъ, вм?сто открытаго бархатнаго платья ее драпировало очень простое полотнянное, сшитое на дорогу.

Мы вспомнили объ одномъ и томъ же. Это я увид?лъ по улыбк? графини.