Читаем «Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIX века полностью

В 1843 году Покорский-Жоравко, выйдя в отставку, окончательно поселился на хуторе Аннинский, названном его отцом в честь жены, и полностью отдался хозяйственным делам и общественной деятельности. Кроме хутора, он имел земли в селе Шулаковка, владел 208 крестьянами мужского пола, дворовых не имел, из 73 принадлежавших ему крестьянских дворов все были тягловыми, все хозяйства были наделены землей по 8 десятин на тягловую душу. Крестьяне также обеспечивались из барского леса топливом и древесиной для строительства[1378].

Человек энергичный, деятельный, Покорский-Жоравко всегда искал возможность приложить к чему-нибудь свои разнообразные дарования. Он был не только теоретиком, но и практиком пчеловодства. Все биографы отмечали, что он имел в своем хуторе большую и хорошо обустроенную пасеку. К тому же, вероятно, от отца получил винокурню, имел, как уже говорилось выше, сахарный завод, лаковую и переплетную фабрики, а в 1872 году открыл еще и сургучную, просуществовавшую, правда, недолго[1379]. Кроме хозяйских дел, Александр Иванович активно занимался общественной деятельностью, с 1849 по 1860 год являлся предводителем дворянства Мглинского уезда, сотрудничал с различными научными обществами и периодическими изданиями, публиковался в «Трудах ВЭО», «ЖМГИ», «Журнале сельского хазяйства и овцеводства», «Журнале общеполезных сведений», «Сельском хозяйстве», «Русском вестнике». Преимущественно это были работы по пчеловодству. Но намеревался Покорский-Жоравко написать и историю земледелия в России[1380]. Однако в научный оборот в современной украинской историографии фактически включены только «Хозяйственные замечания о Черниговской губернии»[1381] — видимо, потому, что данная публикация четко атрибуируется по авторской подписи. Впрочем, еще будучи министерским чиновником, Александр Иванович, так же как и М. И. Ханенко, А. М. Маркович, одновременно взял на себя роль корреспондента «ЖМГИ» по Черниговской губернии, так что на страницах этого журнала и «ЗГ» неоднократно помещались его хозяйственные заметки и сообщения[1382].

Однако этот хозяин-знаток, проводивший жизнь между пасекой и кабинетом, весь свой писательский талант сориентировал не просто на практические цели. Его публикации, выходившие отдельными брошюрами, были призваны, с одной стороны, закрепить на бумаге длительный народный опыт, а с другой — внести более рациональную струю, поставить такую важную отрасль народного хозяйства, как пчеловодство, «на правильный путь», в том числе и через унификацию терминологии[1383]. Благодаря написанию Покорским-Жоравко (по поручению председателя четвертого отделения ВЭО, генерала А. А. Саблукова) «Опыта исторического обзора развития пчеловодства в России» метод и ульи уже знакомого нам черниговского помещика-пчеловода, П. И. Прокоповича, стали популяризироваться различными хозяйственными журналами Европы. А Французское политехническое общество открыло специальную мастерскую для изготовления таких ульев. Убежденный, что в подобном деле не может быть мелочей, что из них-то и состоит хозяйство, а «именно сумма этих мелочей составляет только ощутительныя выгоды»[1384], Александр Иванович давал различные советы, ориентируясь в том числе и на возможности крестьян. Они были непременными героями всех его статей, будь то популяризация медоносного растения «гребенчатая шандра», замечания о хозяйстве Черниговской губернии или соображения по поводу традиции выращивать коноплю на скудных почвах севера Малороссии[1385]. Очевидно, что крестьяне, независимо от их статуса, для Покорского-Жоравко — прежде всего сотрудники в хозяйственных делах. Поэтому нужно лишь направить их деятельность в правильное, более рациональное русло, дать понять, в чем заключаются выгоды, помочь осознать, что иногда «близкие выгоды заслоняют собой отдаленные невыгоды», показать ценность крестьянского труда. Причем он был убежден, что подталкивать разными способами к «хозяйственным улучшениям» помещики должны не только своих подданных, но и государственных крестьян. И периодическим изданиям в этом процессе тоже отводилась определенная роль.

Большое внимание малороссийские экономические писатели уделяли новым отраслям, только набиравшим промышленные обороты, — шелководству, сахароварению, табаководству, садоводству и переработке его продукции, а также новым формам экономической жизни, например страхованию скота. Здесь авторы-помещики тоже считали необходимым привлекать к новаторству крестьян[1386]. И то была не просто барская прихоть, а жизненная необходимость в условиях постоянных неурожаев и, как следствие, голода, а также эпизоотий, которые с 1828 года стали в Малороссии хроническим явлением[1387]. Это и приводило к уменьшению количества рабочего скота у крестьян, к колебанию цен на зерно[1388] и ограничению возможностей вывоза «естественных призведений» края.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика
Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Антипсихиатрия – детище бунтарской эпохи 1960-х годов. Сформировавшись на пересечении психиатрии и философии, психологии и психоанализа, критической социальной теории и теории культуры, это движение выступало против принуждения и порабощения человека обществом, против тотальной власти и общественных институтов, боролось за подлинное существование и освобождение. Антипсихиатры выдвигали радикальные лозунги – «Душевная болезнь – миф», «Безумец – подлинный революционер» – и развивали революционную деятельность. Под девизом «Свобода исцеляет!» они разрушали стены психиатрических больниц, организовывали терапевтические коммуны и антиуниверситеты.Что представляла собой эта радикальная волна, какие проблемы она поставила и какие итоги имела – на все эти вопросы и пытается ответить настоящая книга. Она для тех, кто интересуется историей психиатрии и историей культуры, социально-критическими течениями и контркультурными проектами, для специалистов в области биоэтики, истории, методологии, эпистемологии науки, социологии девиаций и философской антропологии.

Ольга А. Власова , Ольга Александровна Власова

Медицина / Обществознание, социология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука