Помни мой голос

– А то, – пробормотала она, выдавливая улыбку и провожая взглядом две маленькие фигурки, бредущие по пляжу в поисках вылизанных морем бутылочных стеклышек. – Веришь – нет, никогда так сильно его не хотела.

Руперт и Флоренс сидели на набережной, прислонясь к каменной стене, ограждающей пляж от дороги, и ели ванильное мороженое. Две пухлые чайки завистливо поглядывали на них с дюн, надеясь, что они кинут им опустевший рожок. Флоренс покосилась на Руперта и усмехнулась.

– Тебе ведь не понравилось строить из песка замок, верно?

– Да как ты могла такое подумать? – Руперт выгнул бровь домиком. – Я наслаждался каждым мгновением! Не покривлю душой, если скажу, что возведение замков из песка – мое любимейшее времяпрепровождение.

Улыбка, скользнувшая по его губам, говорила об обратном, и Флоренс захохотала.

– Вот-вот, я тобой прямо-таки любовалась: ты так увлеченно работал. Если бы мы присуждали награду «Самому азартному строителю», то вручили бы ее тебе.

Руперт вздохнул:

– А ты начинаешь понимать меня, Флосси.

– Думаешь, тебе удалось обвести нас вокруг пальца?

– Несомненно. Все решили, что я – командный игрок. Никому и в голову не пришло, что я терпеть не могу командных игр и что меня воротит от одного слова «команда».

Лицо Руперта исказилось недовольной гримасой, и Флоренс затряслась от смеха.

– Но зачем тебе так утруждаться? Почему бы просто не укрыться по примеру Великана-эгоиста в укромном уголке парка и не бросить нас на произвол судьбы?

Руперт нахмурился и посмотрел на нее. Долго молчал, словно подыскивая достойный ответ и тщательно взвешивая каждое слово, затем пожал плечами, отвернулся к морю и произнес:

– Среди вас есть одна девушка, к которой я неравнодушен.

Флоренс распахнула глаза. Неужели он имеет в виду Уинифред? Почему нет? Не зря же он постоянно махал им, пока строил замок.

– Признавайся, кто она? – затормошила его Флоренс.

– Признаюсь, но позже.

– Вредина!

Руперт насмешливо оскалил зубы и сменил тему разговора:

– Ты еще долго будешь разбираться с мороженым?

– Не-а, почти доела.

Руперт запустил в чаек оставшимся кусочком рожка, и те с жадностью спикировали на подачку.

– Вот ведь хищницы. Невероятно: питаются чем попало, а летать не разучились.

– А какой птицей ты хотел бы стать? – спросила Флоренс.

– Орлом-скоморохом.

– Никогда о таком не слышала.

– Он очень красивый. Обитает в Африке и на Аравийском полуострове. У него черные и серые перья, оранжевый клюв и под стать ему ярко-красные лапы. Он однолюб и пару себе выбирает раз и на всю жизнь.

– Как утки?

– Да. Не будь утки такой легкой добычей, возможно, я предпочел бы стать уткой. А какой птицей хотела бы стать ты, Флосси?

Флоренс склонила голову на плечо и зажмурилась, размышляя.

– Ну, наверное, такой, которая оказалась бы не по зубам хищникам.

– Даже орлу-скомороху?

– Особенно орлу-скомороху. – Флоренс усмехнулась. – Я стала бы ласточкой. Ловкая и проворная, ускользнула бы из твоих цепких лап.

– Я был бы быстрым, как молния, Флосси. Чтобы ускользнуть из моих лап, тебе пришлось бы очень постараться.

– Ну, я зорко следила бы за тобой, особенно за твоими, под стать клюву, ярко-красными лапами.

Руперт засмеялся.

– Если бы я поймал тебя, то не съел бы.

– Честно?

– Я оставил бы тебя у себя как усладу для сердца.

– Ох, Руперт, Руперт, – захохотала Флоренс и шутя пихнула его локтем.

– Ласточки твоего полета необычайно редки, Флосси.

– Неужели? А по-моему, все они одинаковы.

– К твоему сведению, существует множество видов ласточек. Возьмем, к примеру, деревенскую ласточку, речную ласточку, белолобую ласточку и береговую ласточку. Вот уже четыре вида. Но ни к одному из них ты не принадлежишь, нет. Ты ласточка уникальная.

– И к какому же виду принадлежу я?

– К виду солнечных ласточек, – с любовью посмотрел на нее Руперт.

– Здорово.

– Да. Если бы я поймал тебя, то ни за что бы не отпустил, и ты сияла бы мне каждый день и каждую ночь.

– Не жизнь, а сказка, – улыбнулась Флоренс.

– Да, у этой жизни был бы счастливый конец. Ведь сказки всегда заканчиваются хорошо.

– Тебе следует сочинить эту сказку и назвать ее «Солнечная ласточка».

– «Солнечная ласточка и Орел-скоморох». – Руперт лукаво усмехнулся. – Вообще-то я уже приступил к написанию первых глав.

Глава пятая

На следующий день дождь лил как из ведра. Находчивая Уинифред достала альбом и акварельные краски, оккупировала круглый столик в эркере и начала писать этюд – набросок будущего натюрморта с цветком. Флоренс же овладела апатия. Не в силах ее побороть, она лежала на кровати, слушала барабанный перестук дождя и таращилась в окно, по которому били капли – били, оседали на стекле и катились, катились вниз потоками слез. Небо, как и сердце Флоренс, заволокли хмурые тучи. Она знала, что ей больше не суждено никого полюбить. Неужели Обри этого не понимает? Неужели Элиз и вправду застит ему глаза? Какая же Флоренс дура. На что она надеялась? Почему не замечала очевидного, происходившего прямо у нее перед носом?

Да потому что не желала этого замечать!