Дверь была отрыта, и Макс зашел в церковный придел. Здесь – Макс мог бы в этом поклясться – время остановилось, и одна из скамеек до сих пор хранила тепло сидевшего на ней когда-то Руперта. Макс усмехнулся: в детстве он тоже, как и Руперт, посещал церковь и, как и Руперт, восседал на скамье вместе со своей семьей. Одинокий в пустующем храме Божием, Макс двинулся по каменным плитам, истертым до вмятин подошвами прихожан, веками топтавших церковный проход. Темные деревянные скамьи казались ему реликтовыми окаменелостями, сводчатый потолок и испещренные пятнами стены текстурой напоминали пергамент. В воздухе, напоенном псалмами, молитвами и священнодействиями, витали благодать и животворная энергия. Макс присел на скамью и глубоко вздохнул. Как хорошо, что вокруг никого нет. Иногда человеку требуется уединение.
Церковь он покинул в тягостных размышлениях. Именно здесь он впервые ощутил присутствие Руперта и впервые осознал, что Руперт – человек из плоти и крови, а не просто имя на ветви семейного древа. И все же Макс не хотел уподоблять себя Руперту. Что, если он забил голову пустопорожними фантазиями и он вовсе не Руперт Даш? Что, если его дежавю и якобы духовное и телесное сродство с троюродным братом деда – полный бред? Нет, пока он не получит весомых доказательств своей правоты, он должен подавлять чувства, как бы сильно они его ни раздирали.
На береговой линии он заглянул в кафе, съел сэндвич, взбодрился чашечкой кофе и затем заглянул в магазины. Погруженный в раздумья, он вышел на городскую площадь и наткнулся на скромный каменный обелиск – памятник Неизвестному солдату. Макс, бывший военный, встал по стойке смирно и минутой молчания почтил память тех, кто сражался и погиб за родину. Горестная это была минута, но даже по прошествии ее Макс не отправился своей дорогой: обелиск возымел над ним удивительнейшую власть. На стеле, воздвигнутой в честь героев Первой и Второй мировых войн, не были высечены имена, в противном случае Макс, несомненно, отыскал бы среди них имя Руперта Даша, но и сам монумент, и развевавшийся перед ним флаг Англии – белое полотнище с красным крестом Святого Георгия – отозвались в его сердце щемящей горечью и еще теснее привязали его к троюродному брату деда.
Макс вернулся в отель, чтобы помыться и переодеться. Подошло время чаепития, и дремавший отель превратился в улей растревоженных пчел. Высунувшись из окна спальни, Макс увидел террасу и сидящих за столиками людей, с аппетитом уплетающих пшеничные булочки с корнуолльскими топлеными сливками и вареньем. Рядом с террасой пролегала усыпанная гравием дорожка, ведущая к морю. Макс, очарованный игрой света и тени на водной глади, задержался у окна. Его захлестнуло необоримое желание сбежать по дорожке вниз и поплескаться в море. Возможно, Робин составит ему компанию? Предвкушая встречу с ней, он расстегнул рубашку и зашел в душ.
Глава четырнадцатая
В шесть вечера, натянув джинсы и голубую рубашку, Макс сбежал по лестнице. В холле дорогу ему преградила женщина в джинсовом комбинезоне, белой футболке и кроссовках «грин флеш», убиравшая пожухлые листья с цветочных композиций на стенах. На голове ее курчавилась копна темно-русых волос, обрамленная свернутой в жгут вокруг лба шелковой повязкой. Макс принял ее за садовницу и ошибся.
– Вы, должно быть, Макс Шелбурн. – Женщина расплылась в улыбке и протянула ему руку. Макс пожал ее. – А я Эдвина, мама Робин. Рада познакомиться. Робин только о вас и говорит. – Эдвина оглянулась и заговорщически прошептала: – Хорошо, что она поселила вас в лучшем номере. Вы все-таки друг семьи.
– Это просто необычайное совпадение, – смутился Макс.
Эдвина махнула рукой, словно отгоняя комара.
– Чушь. Случайностей не бывает. Робин ждет вас в гостиной. Пойдемте, я провожу вас.
Эдвина быстро зашагала по коридору.
– У вас замечательный отель, – признался Макс.
– Когда-то этот особняк принадлежал одному родственному клану.
– Могу себе представить. Здесь так уютно, по-семейному.
– В этом-то и изюминка, – рассмеялась Эдвина. – Хочу, чтобы мои гости чувствовали себя как дома. Хотите – общайтесь с другими постояльцами, не хотите – замкнитесь в одиночестве, никто вас не потревожит.
– Идеально.
Эдвина впустила его в большую квадратную комнату, походившую скорее на домашнюю гостиную, чем на отельный салон. Возле ломберного столика, наблюдая за квартетом престарелых леди, игравших в бридж, переминалась с ноги на ногу Робин в пляжных шлепанцах и белом платьице с нарисованными клубничинами. Заметив вошедших, она широко улыбнулась и поспешила к ним. У Макса сладко запело сердце: в последний раз он слышал его пение очень давно, три года назад, когда встретил Элизабет.
– Хорошо провел время?
– Ага, прогулялся по городу.
– Своеобразный городок, не правда ли?
– Да, безумно милый, – согласился Макс, не в силах оторваться от лица Робин: свежего румянца ее щек, ярко горящих глаз и насмешливо изогнутых нежных губ.