Помни мой голос

– С добрым утром, Макс! – задорно вскричала она.

«Робин никогда не унывает, от нее всегда исходит радость», – с нежностью подумал он и приободрился. Настроение его улучшилось.

– Привет, Робин!

– День сегодня – на загляденье. Мы отлично повеселимся.

Макс легко взлетел на коня. Тот фыркнул и тряхнул головой. Эдвина попятилась. Робин вдела ногу в стремя и одним движением поднялась в седло.

– Даниэль приносит извинения, что не может к нам присоединиться. Щелчок пальцами его матушки – и он потерян для общества.

Макс, который и не ожидал появления Даниэля, был приятно удивлен этим известием и вознес Небесам беззвучную хвалу. Даниэль совершенно не вписывался в картину его прогулки с Робин. Макс мечтал полностью завладеть вниманием девушки, насладиться общением с ней, откровенно поговорить. Незваный страж Даниэль разрушил бы воображаемую им идиллию одним только своим присутствием.

– К обеду вернемся, – пообещала Робин матери и сжала бока лошади.

– Отлично. Макс может пообедать с нами на кухне. Ну, не скучайте там!

И Эдвина махнула им на прощание рукой.

По узкой стежке они поднялись на холмы, откуда виднелось море и раскинувшиеся внизу поля. Солнце забежало за тучу, и солнечные зайчики на лугах сменились темными лужицами мрака. Подул ветер, разнеся по равнинам аромат диких трав, прятавшихся среди посевов, и нива склонилась к земле. От великолепия окружающего пейзажа у Макса потеплело в груди. Он расправил плечи, будто сбросил с них груз повседневных забот, и глубоко вздохнул, смакуя красоту и изумительное совершенство природы.

– Живописное зрелище, нет слов… – прошептал он.

Робин подставила лицо ветру и зажмурилась.

– Хорошо здесь, правда? На этих холмах я забываю о горестях и печалях.

– Мне кажется, тебе не о чем горевать и печалиться.

Робин засмеялась.

– У каждого есть печали и горести, Макс. Человек и горести – две стороны одной медали. Печалятся даже те, у кого, по нашему мнению, все есть для счастья: деньги, успех, здоровье, друзья. Возможно, их горести для нас с тобой – пустой звук, но эти люди тоже страдают. Страдают по-настоящему. Человеческая жизнь – сплошная проблема, и каждый из нас решает ее по-своему. Ладно, поехали, глянем на Педреван.

– О многомудрая душа! – поддразнил ее Макс.

– Нет уж, зови меня «о многомудрая сова», – не полезла за словом в карман Робин и шаловливо ухмыльнулась.

Проехав через луга, они выбрались на проселочную дорогу. На лугах, среди смолевки и лютиков, паслись овцы, в полях, сгибаясь волнами под дуновением ветра, колосился ячмень. Перед межевыми столбами с забором и высокой буковой изгородью Робин придержала коня.

– Здесь начинается Педреван, – сообщила она. – Если двинемся вдоль изгороди, наверняка отыщем просвет между деревьями и поглазеем на особняк.

Макс с трудом сдержал нахлынувшее на него радостное возбуждение. В отличие от Робин, мгновенно поверившей, что в прошлой жизни он был Рупертом Дашем, Макс мучился сомнениями. Он не полагался безоглядно на интуицию, хотел все досконально исследовать. Однако особняк манил его. Он всегда питал слабость к старинным домам, да и дедушка описал ему Педреван-парк как нечто выдающееся.

Кони рысили по тропинке, пока деревья в ограде не расступились настолько, что Макс и Робин смогли заглянуть внутрь. Макс приметил угол дома из корнуолльского камня, выбеленного непогодой до нежного сизовато-серого цвета, высокие стройные печные трубы и замысловатые коньки на крыше. Бесподобный особняк. Изумительный образчик елизаветинского стиля. «Интересно, дома ли Обри?» – подумал Макс. Его так и подмывало подскакать к крыльцу и забарабанить в дверь. Но он умерил свой пыл. Он понимал, как глупо являться нежданно-негаданно. Никто не любит, чтобы к нему в дом бесцеремонно вламывались незнакомцы, особенно в выходной день.

– Чудесный дом, как по-твоему? – спросила Робин.

– Невероятно, что он до сих пор находится в частном владении. Сколько подобных особняков превратили в государственные заповедники или отели.

– Похоже, Даши купаются в деньгах.

– Не знаю. Дедушка на этот счет не распространялся. Он только сказал, что Уильям Даш, отец Руперта и Обри, был настоящим богачом.

– Думаю, после того как ты продвинешься в расследовании, тебе следует еще разок написать Обри. Найдя неопровержимые доказательства своей связи с Рупертом, ты наверняка возбудишь в нем интерес.

– Ой, да он решит, что я брежу, и высмеет меня, как высмеивала Элизабет.

– Ну, попытка не пытка. Я бы с удовольствием побывала в этом доме. Наверняка там обалденно.

К обеду они вернулись в «Мореходы». Завершивший морской вояж Гриффин, высокий и стройный, с лохматой шевелюрой седых волос, щетиной на подбородке и кроткими, как у дочери, серыми глазами, крепко пожал руку Максу и ухмыльнулся.

– Неплохо провели утро? – спросил он, когда все уселись за круглый кухонный стол в хозяйской половине отеля.

– Я показала Максу Педреван, – ответила Робин. – Мы посмотрели на особняк через дырку в заборе.

– Мой отец – дальний родственник Дашей, – объяснил Макс.

Гриффин приподнял брови.

– Педреван-парк – незабываемое место, – сказал он.