Помни мой голос

Задвинув мысли о Берте Клэрмонт в самые отдаленные закоулки памяти, Макс вернулся к работе и ежедневным рутинным обязанностям. Он часто думал о Робин, поднимал телефонную трубку и клал ее обратно на рычаг. Что сказать ей или Даниэлю, если тот подойдет к телефону? Макс опасался, что если будет постоянно названивать Робин, то терпение Даниэля лопнет и он закатит Робин сцену ревности. Разве нормальный человек позволит своей девушке непрерывно болтать с посторонним мужчиной? В июне Робин позвонила ему сама.

Макс несказанно обрадовался, но радость его сменилась отчаянием, когда Робин сообщила ему о помолвке.

– Хотела сама тебе рассказать, не откладывая, – пояснила она. – А то пока прочтешь об этом в газете…

Невидимая рука сдавила горло Макса, и он жалобно просипел:

– Поздравляю.

– Свадьба состоится в конце августа, как раз в государственные выходные. Надеюсь, ты приедешь?

– Думаю, да, – ответил Макс. Веской причины не приезжать у него не нашлось.

– Мы обвенчаемся в церкви залива Гулливера, а затем устроим вечеринку на пляже.

Воспоминания о морском гроте кинжалом ударили в сердце Макса.

– Потрясающе, – вяло пробормотал он.

Интересно, уловила ли Робин непривычную сухость и безжизненность его голоса или ей все равно?

– Обязательно запиши в календаре, чтобы не забыть. Отказа я не приму, – беззаботно, словно ей все было нипочем, рассмеялась Робин.

Но ее обычно такой заразительный смех причинил Максу нестерпимую боль.

– Мои наилучшие пожелания Даниэлю, – прохрипел он.

– Спасибо, передам. Не верится, что он наконец-то созрел. Если начистоту, я думала, он будет тянуть бесконечно.

– Некоторые мужчины откладывают до последнего.

– Ты из их числа, Макс?

– Нет. Если бы я отыскал свою вторую половинку, то немедленно сделал бы ей предложение.

– Повезет же кому-то, – вновь рассмеялась Робин, но тише и не так беззаботно.

Макс повесил трубку и сжал руками голову.

Внутри Макса образовалась сосущая пустота. Разговор с Робин лишил его жизнь цели и смысла. Он чувствовал себя кораблем без капитана, дрейфующим по бескрайнему морю. За что ему было держаться? За работу, которая не приносила ему удовольствия? За чужой дом, который сдавали ему внаем? За любимую девушку, которая выходила замуж за другого? Он оставался на плаву только благодаря неунывающему ветру, наполнявшему его паруса вопреки всему остальному. Даже когда Макс забрасывал фотографию, не находя в ней успокоения, этот ветер продолжал дуть и направлять его корабль к заветной гавани. Сдавшись на его милость, Макс обнаружил себя на крыльце Берты Клэрмонт.

Берта, перевалившая за восьмой десяток, делила маленькую квартирку в Фулхэме с норфолк-терьером Тоби. К старости Берта потеряла всякий интерес к уборке и гигиене, и в ее квартире царил удручающий кавардак: повсюду валялись груды газет и журналов, углы изобиловали комьями пыли и собачьей шерсти. Сама Берта напоминала моль или, точнее, некогда белое кухонное полотенце, полинявшее от стирки с черным носком. Все в ней было тускло и серо: и седые, жесткие, как проволока, волосы, и морщинистая кожа, и налитые кровью глаза, и руки, испещренные пигментными пятнами. Единственное разнообразие в эту монохромную палитру вносили ее пальцы, пожелтевшие от постоянно дымящейся в них сигареты. В спертом воздухе плавали клубы сигаретного дыма, и Берта вдыхала его с каждой затяжкой. Не успел Макс переступить порог ее квартиры, как ему захотелось уйти.

– Входи, Макс, – проскрипела хозяйка. – Чая не предлагаю, у меня закончились чайные пакетики. Но, может, дерябнешь водки или джина? Если хорошенько поискать, уверена, у меня и тоник найдется.

– Нет-нет, спасибо, не беспокойтесь, – замахал руками Макс и, отодвинув драное пальто и газету, присел на диван.

Тоби обнюхал его туфли и заскреб лапками по брюкам, просясь на колени.

– На Тоби внимания не обращай, – приказала Берта, – иначе потом не отлипнет. Фу, Тоби, сидеть! Хороший мальчик. – Берта хихикнула. – И в глаза ему не смотри, а то ногу оттяпает. Вот так, лежать, Тоби, лежать. Молодец.

Коренастая Берта с достоинством опустилась в кресло. Ее пышные телеса скрывались под серым широким балахоном, доходившим ей до лодыжек.

– Как поживает твоя мама? – спросила она.

– Хорошо, спасибо.

– А твой отец так и сажает деревья? – Берта улыбнулась, обнажив кривые желтые зубы. – Когда я навестила его в Хэмпшире несколько лет назад, он высаживал липовую аллею.

– Да, деревья – его слабость. – Глаза Макса защипало от дыма. Бедный Тоби, как он все это терпит? – Вы не возражаете, если я открою окно?

– Не возражаю. Люблю свежий воздух. – Берта сдавленно фыркнула и астматически закашлялась. – Но на улицу почти не выхожу. Работаю как проклятая над книгой.

Макс поднялся и распахнул окно. Высунулся наружу и жадно вдохнул лондонский смог.

– Над вашей семейной историей?

– И над твоей тоже, Макс. У нас с тобой одна история.

– Да, верно.

Берта оглядела его из-под приспущенных век.

– Ты сказал, тебя интересует Руперт Даш.

– Да, я…

Берта выпустила дым уголками губ.