Помнишь ли ты?.. Жизнь Имре Кальмана

— Будь по-твоему, — нехотя согласился директор. — Только не проговорись ему, что он тебе так понравился. Иначе он потребует двойное жалованье.

Молодого актера звали Макс Палленберг.

Через несколько недель Имре опять поехал в Вену. Изучив репертуарный план театра, он обнаружил там восемнадцать названий. «Осенние маневры» стояли на третьем месте от конца.

Извечная склонность к пессимизму вновь толкнула Кальмана на подсчеты. Если театр будет ежегодно ставить по четыре новых пьесы, до его оперетты очередь дойдет лишь через три года. Пусть даже премьер в сезоне будет шесть и тогда ждать придется два года. Раздираемый тревогой и дурными предчувствиями, ворвался он в дирекцию. Карцаг полностью был погружен в подготовку очередной премьеры.

— Сейчас ты мне лучше не мешай, — нервно вскинулся он на Имре.

Кальман совсем затосковал. Ночь принесла не покой, а кошмары. Он метался на гостиничной постели, обливаясь холодным потом. Очнулся он, заслышав энергичный стук в дверь: на пороге стоял Мориц Вессели, курьер театра «Ан дер Вин». «Это был выдающийся театральный курьер всех времен, — рассказывал Имре. — Впоследствии мы стали закадычными друзьями». В тот момент, конечно, до дружбы пока еще было далеко.

— Меня прислал господин директор, — решительно начал Мориц Вессели. — Он просил передать, чтобы вы немедленно собирались и ехали в Будапешт.

— Что-о? — Имре почудилось, будто все еще длится страшный сон. — Я пробуду в Вене столько, сколько пожелаю. И никто не смеет мне указывать…

Посыльный укоризненно покачал головой.

— Да вы поймите: в Будапешт надо ехать за нотами. Вы должны доставить партитуру «Осенних маневров». На следующей неделе начнутся репетиции!

Два дня спустя, когда Имре — на сей раз счастливый и окрыленный — собрался вновь покинуть Будапешт, мать сделала попытку удержать его.

— Мамочка, но ведь мою оперетту готовят к постановке! Мне придется побыть там какое-то время, а потом я сразу же вернусь, — старался Имре успокоить мать.

— Ты больше не вернешься, Имрушка, — прошептала мать. И она оказалась права. Душою Имре уже был далеко от Будапешта. В Вене, блистательной столице оперетты, он обрел свой второй дом.

Венцы с любопытством отнеслись к новой оперетте «этого венгра». Знатоки поговаривали, будто это даже не оперетта, а чуть ли не опера. И из уст в уста передавалась история, действительно имевшая место еще в Будапеште и случившаяся перед началом репетиций «Осенних маневров». Первым взял в руки партитуру, естественно, дирижер «Вигсинхаза» Ласло Кун.

— Где происходит действие? — поинтересовался он. Ах, на осенних маневрах? А что это, собственно, такое: произведение для симфонического оркестра? Опера?

— Нет-нет, — успокоил его Имре, — это комедия с музыкальными номерами.

Кун добрых полчаса листал партитуру, затем поспешил к Кальману.

— Какая же это комедия с музыкой? Это истинная оперетта!

Четыре дня спустя, изучив партитуру первого акта, дирижер одобрительно похлопал автора по плечу.

— Друг мой, это не оперетта, а подлинная опера!

А еще через неделю, получив великолепный хор из финала третьего действия, Кун, захлебываясь от восторга, заявил:

— О, это не опера! Это — оратория!

Правда, еще до будапештской премьеры хор из пьесы выбросили, и в Вене о нем уже речь не заходила.

21 января 1909 года состоялась премьера в театре «Ан дер Вин». Публика встретила оперетту Кальмана с таким же восторгом, как некогда дирижер Кун. Песня, начинающаяся словами «Das ist mein Freund der Lobl…»[18], стала шлягером года.

В апреле того же сезона оперетта была поставлена в гамбургском театре Вильгельма Бендинера, а несколькими неделями позже состоялась ее премьера в Берлине. В Копенгагене Герман Банг, всемирно известный писатель и критик, подверг оценке спектакль, в котором участвовал сам Имре Кальман в качестве дирижера. В Нью-Йорке (в театре «Никербокер») и в Лондоне (в театре «Адельфи») оперетта была поставлена в 1909 году под названием «Веселые гусары». Затем настал черед Польши и России. В Праге число спектаклей достигло рекордной цифры. На музыкальном небосклоне взошла новая звезда.

Американцы пригласили автора в турне по стране, с тем чтобы он сам дирижировал своим произведением. Организатор турне Генри Вильсон Сэведж, установивший в США рекорд своей серией представлений «Веселой вдовы» Легара, почуял, что запахло кассовым успехом. Он прислал Имре билеты на поезд и пароход, обязался позаботиться о гостиницах. Судя по всему, оперетта должна была совершить триумфальное шествие по Соединенным Штатам.

Однако Имре со страхом отнесся к этой идее, в особенности его пугало морское путешествие. Это роднило Кальмана с Иоганном Штраусом, который даже в вагонном купе предпочел бы путешествовать лежа на полу, лишь бы не видеть мелькающие за окном телеграфные столбы и стволы деревьев: от этого зрелища у него нестерпимо кружилась голова.

Родители тревожились не меньше самого Имре. За ужином — прощальным ужином в теплом семейном кругу перед разлукой на долгие недели, а то и месяцы — отец излил все, что на душе наболело: