Дома докучали любопытные сестры, отвлекали будничные заботы, мешала квартирная теснота. Заработок в редакции был, правда, не ахти какой, и все же этих денег вполне могло хватить на самостоятельное житье. Находчивый и практичный Якоби подал другу добрый совет.
— За комнату, конечно, заломят бешеные деньги. Но ведь можно снять ее на паях с кем-нибудь.
— И я должен буду жить с посторонним человеком?
— Я знаю одного либреттиста, который согласился бы пользоваться комнатой три раза в неделю. Тебе остаются три полных дня, а воскресенья вы могли бы как-то чередовать.
— Пожалуй, годится, — согласился Имре. — Он что-нибудь сочиняет для тебя, этот либреттист?
— Сочиняет? — удивленно засмеялся Якоби. — Работать он и дома может, квартира у него достаточно большая. А комната ему нужна совсем для другого: человек он женатый и жаждет развлечений на стороне. Накапливает, видишь ли, впечатления, говорит, что без этого, мол, и творить не может.
— Час от часу не легче! Выходит, я должен сочинять музыку в доме свиданий? — Имре не находил слов от возмущения.
— Да полно тебе, что ты так разбушевался? Главное, он добавит тебе недостающую сумму… И ведь может статься, что комната будет принадлежать тебе четыре, а то и пять дней в неделю.
Вступив в соглашение с либреттистом, Имре через три недели имел возможность сказать:
— Мне и на один-то день не удается вырвать комнату.
Твой либреттист заглатывает женщин, как черешню.
Однако, когда наступал его черед, Кальман усердно выписывал нотные знаки, выполняя кое-какие мелкие заказы. Оказалось, что на таких пустяках можно построить большую карьеру.
— Послушайте, господин Кальман, — как-то мимоходом обратился к нему музыкальный издатель. — Есть у меня текст куплетов, и я объявляю конкурс на музыку к ним. Отчего бы и вам не принять участие? Ведь речь идет о сорока кронах, ну, а затем я, конечно, приобрету эту работу для издательства.
«В горничных у Шари Федак я служу», — звучал припев, напоминая о популярнейшей будапештской шансонетке тех времен. Кальмана радовало, что он способен сочинять и легкую музыку, да к тому же с истинной легкостью. Тут сходились во мнении и авторы текстов, и издатели, довольные работой Кальмана. Конкурс даже не пришлось объявлять, куплеты на музыку Имре Кальмана пользовались шумным успехом. Шари Федак была в таком восторге, что выступила с этим номером в кабаре, изображая собственную горничную и держа на поводке свою таксу Буби.
Вскоре еще одна написанная Кальманом песенка принесла ему столь же ошеломляющий успех.
— Отчего бы тебе не сочинить какую-нибудь крупную пьесу для сцены? — уговаривали его приятели. — Но это, конечно, должна быть не патриотическая драма, а оперетта!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1908–1914. ПЕРВЫЕ ОПЕРЕТТЫ
Должно быть, идея витала в воздухе. Иоганн Штраус и Миллёкер — великие пестователи жанра — почти десять лет покоились в могилах. И вдруг оперетта возродилась вновь. В далеком Берлине служить ей вызвался некто Пауль Линке, в Вене — Оскар Штраус. Его оперетту «Грезы» уже ставили в Будапеште. А Вена танцевала под мелодии Ференца Легара и Лео Фалля. Еще вчера имена этих композиторов (по странному совпадению оба они — сыновья военных капельмейстеров) были никому не известны, а сегодня их оперетты — ныне вошедшие в классику «Веселая вдова» и «Принцесса долларов» — принесли им мировую славу. Несколько месяцев назад Имре Кальман смеялся над идеей сочинения оперетты, теперь же загорелся ею всерьез. В тех краях, где он вырос, ноги с детства привыкали отплясывать чардаш. Ритм чардаша был у Кальмана, можно сказать, в крови, он подсказывал композитору ритмы его мелодий. Даже сюжет будущей оперетты вырисовывался, дело было лишь за либретто. В Будапеште работали неплохие либреттисты, но все они оказались заняты. Один писал для Сирмаи, другой — для Якоби, друзей Кальмана. А вот третий…
Третий — однофамилец того адвоката, служба у которого некогда кончилась для Имре столь бесславно, — Карой Бакони, как раз расстался со своим композитором. Одно из их совместных произведений («Витязь Янош») снискало небывалый успех, следующее провалилось, и, конечно же, в неудаче каждый винил другого.
— Ладно, я тебя сведу с Бакони, — посулил неутомимый Якоби.
Первое свидание состоялось в кафе Бергера — излюбленном месте встреч всех деятелей оперетты. Я опишу ее так, как рассказывал о ней сам Имре.
Бакони поинтересовался, какой сюжет привлекает композитора. Кальман тотчас же с воодушевлением начал расписывать веселую и романтическую атмосферу военных маневров. «Вас, господин Бакони, как отставного офицера и генеральского сына, эта тема наверняка привлечет…» Однако Бакони счел более перспективным замысел какого-то другого композитора и прямо сказал об этом Кальману:
— Сожалею, но искусство всегда сворачивает в ту сторону, где ему сулят пропитание… — и добавил несколько стереотипных фраз, какие произносятся в тех случаях, когда человек желает уклониться от невыгодного предложения.