Помнишь ли ты?.. Жизнь Имре Кальмана

Имре, вернувшись из мира своих феерических грез, принялся уговаривать Бакони. Он даже утверждал, что тот, в сущности, дал обещание, но вскоре Кальман исчерпал все логические доводы. Они шли по улице, Бакони явно искал удобного предлога распрощаться, а Имре в отчаянии пытался растолковать, чем привлекла его идея сюжета с маневрами. Как-то раз он обмолвился своему приятелю, что маневры с их воинственным грохотом ужасны и каким счастьем, должно быть, кажется возвращение после них в стены привычного кафе, но приятель прервал его: «Помилуй, ты и представить себе не можешь, как это прекрасно — вечерами сидеть у костра…» — и красочно описал ему романтическую обстановку этих вечеров под усеянным звездами небосводом и всю прелесть глубокой, необъятной тишины…

— Постой! — воскликнул вдруг Бакони. Рассказ Кальмана явно захватил его. — Да это же великолепная идея! На этом я построю текст. Значит, так: через два месяца либретто будет готово.

И действительно, через четыре недели Бакони принес либретто первого акта, а еще через месяц был готов остальной текст.

Имре снял дешевую комнату на чердаке в Кройсбахе под Грацем, чтобы работать без помех. Там-то и сочинил он свою первую оперетту «Осенние маневры». Для начала предложил ее Ласло Бэти, директору Королевского театра, но тот отмахнулся: он только что включил в репертуар «Грезы». Вот разве что потом…

Тогда Кальман попытался воззвать к изысканному вкусу «Вигсинхаза» — театра комедии.

— Оперетта? Вообще-то это не наш профиль. Оставьте на всякий случай, — скептически отнесся к его предложению директор.

Тон этого господина добил убежденного пессимиста: Кальман сбежал к своей замужней сестре и скрывался у нее три дня. Он был уверен, что оперетта отвергнута. А отказа ему было не снести. Затем, собравшись с духом, он решил вернуться под родительский кров. Служанка встретила его словами:

— За вами три раза присылали из театра!

Оперетта была принята.

Имре прошел через все испытания, выпадающие на долю сценических авторов, пережил все подобающие случаю радости и горести. Впрочем, огорчений было больше. Примадонна топнула ножкой, так как — вопреки обещанию — в ее партии не оказалось бравурной арии, в которой она могла бы блеснуть своим искусством. Едва успели залатать эту пробоину, как раскапризничались один за другим и остальные исполнители: кому не нравилась музыка, кому — текст. Злые языки пустили слух, будто бы Ласло Бэти, директор конкурирующего театра, прослушав генеральную репетицию, поставил в храме свечку святому Антонию за то, что тот уберег его от постановки пьесы.

Премьера прошла 22 февраля 1908 года — с невероятным успехом. Публика без устали аплодировала, вновь и вновь вызывая исполнителей на сцену. И все же Имре, неисправимому пессимисту, мерещилось, что пьесу скоро снимут с репертуара. Ведь население Будапешта составляло тогда примерно полмиллиона человек. Если каждый житель города посетит спектакль один раз, то пройдет более ста представлений, если же жители венгерской столицы захотят по этому поводу наведаться в «Вигсинхаз» дважды, пьеса выдержит 250 представлений. Ну а что, если жаждой зрелища будут охвачены не все будапештцы, а лишь половина или третья часть населения?

По окончании спектакля Кальман был занят именно такими подсчетами, когда капельдинер, тронув его за плечо, шепнул на ухо: «Пришли какие-то три господина из Вены… Они хотели бы поговорить с вами». «Какие-то» три господина оказались персонами весьма известными: композитор Лео Фалль и директора театра «Ан дер Вин» Вильмош Карцаг и Карл Вальнер. Признанные короли опереточного жанра Карцаг и Вальнер незадолго до этого поставили «Принцессу долларов» Лео Фалля. С тех пор как в Мангейме с колоссальным успехом прошла премьера «Веселого крестьянина», Фалль наряду с Легаром — утвердился в качестве новой звезды на поприще оперетты. Кроме того, он был обладателем редкого качества: способностью искренне, без зависти признавать успехи других.

— Ваши арии столь же несравненны, — заявил он Кальману, — как мелодии Штрауса, Лerapa, ну и, пожалуй, Лео Фалля.

Фалль умел шутить над окружающими, не щадя себя самого. Он знал толк в жизни. К такому убеждению пришел и Кальман, когда в компании своих друзей Якоби и Сирмаи знакомил Фалля с ночной жизнью Будапешта.

— Лео оказался ночной пташкой высокого полета, — рассказывал Имре. — Под утро мы, усталые до смерти, доставили нашего гостя в баню «Хунгария». Он с наслаждением бросился в бассейн, а у нас едва хватило сил дотащиться до дому.

С той поры они подружились. Бескорыстная похвала Фалля послужила Имре поддержкой: Карцаги Вальнер купили для театра «Ан дер Вин» право на постановку «Осенних маневров». Перевод на немецкий выполнил Роберт Боданцки, спектакль был намечен на сезон 1908/1909 года. Имре помчался в Вену посмотреть оперетту своего новоявленного приятеля. В «Веселом крестьянине» его настолько захватила игра неизвестного молодого актера, что он умолил Карцага поручить тому роль Валлерштейна в «Осенних маневрах».