Помнишь ли ты?.. Жизнь Имре Кальмана

Один из учеников Кёслера — чуть постарше Имре — раз в неделю приходил к Кальманам, давал в их доме уроки одной молодой девушке. Его отличало своеобычное, блистательное фортепианное мастерство. Кёслер заметно отличал его среди остальных учеников.

— Что ты собираешься делать до трех? — спросил у него как-то раз Кальман: в три часа начинался урок.

— Где-нибудь пообедаю.

— Но ты мог бы пообедать и у нас.

— Спасибо, с удовольствием.

С той поры молодой Бела Барток, вскоре ставший прославленнейшим композитором Венгрии, раз в неделю обедал у Кальманов. Иногда перед началом занятий он играл Имре и его сестрам свои произведения.

Во время каникул Барток, вооружившись фонографом, обходил села, собирая и записывая народные песни. Он родился в Надьсентмиклоше — деревушке, ранее находившейся на территории Венгрии, а затем отошедшей к Румынии. В тех краях, на стыке границ, люди еще помнили древние венгерские, румынские и секейские мелодии. Барток уже в студенческие годы заложил основы своего собрания народных песен; позднее он распространил свою изыскательскую деятельность на весь бассейн Дуная, а затем во многих других странах собрал турецкие, арабские и прочие народные мелодии.

Для произведений Бартока характерны отвлеченная чистота и строгий, линейный стиль, а для него самого — пунктуальность и абсолютная надежность. В странствиях за сокровищами народной музыки Бартока сопровождал его коллега по Академии музыки Золтан Кодай. В один и тот же год, в 1907-й, оба они стали преподавателями Академии, и слава о них вскоре прогремела на весь мир. Правда, Барток впоследствии эмигрировал в Америку, в то время как Кодай при всех сменах политического режима оставался в Венгрии. И все же их имена всегда упоминают рядом. Барток считается крупнейшим композитором Венгрии XX века. После его смерти (в 1945 году, в Нью-Йорке) этот титул, естественно, перешел к Кодаю, создателю несравненного «Венгерского псалма».

— Итак, сегодня вечером в Королевском театре!.. — с такими словами прощался Имре Кальман — разумеется, не с Белой Бартоком (кстати, этот серьезный композитор написал и оперу — «Замок герцога Синяя Борода»), а с прочими своими приятелями и соучениками. Обаяние профессора Кёслера притягивало к нему людей самых разных: веселых и серьезных, романтиков и тех, кто был склонен к драматизму. Все они слыли страстными поклонниками театра, к тому же в их жилах кипела молодая, бурная кровь, а стало быть, они любили веселое пение, кабаре и оперетту. В Будапеште той поры оперетты ставились в трех театрах: Королевском, Венгерском и Народном. Имре Кальман и круг его друзей, обучавшихся у Кёслера композиции, во главе с одаренным, светски остроумным Виктором Якоби и превосходным пианистом Альбертом Сирмаи не скрывали своего поклонения легкой музе. По вечерам в фойе Королевского театра они встречались с либреттистами и режиссерами. Директор театра Ласло Бэти по окончании вечернего спектакля, прихватив эту компанию, отправлялся в кафе, где к ним присоединялась группа писателей и журналистов, возглавляемая новым блистательным сотрудником «Пешти Нагою» Ференцем Мольнаром[17]. Молодой — всего четырьмя годами старше Кальмана, — широко образованный, умный, обладающий острым чувством юмора, Мольнар был душой общества. Неизменный монокль в глазу, густые пряди волос, зачесанные над гладким лбом вправо, — этот светский человек в двадцать с лишним лет уже имел в газете собственную рубрику, а несколько лет спустя прославился на родине и за рубежом как драматург. Таким образом, Имре Кальман, музыкант из близкого окружения Кёслера и сотрудник «Пешти Напло», откуда бы он ни возвращался вечером: из Академии музыки или из редакции, — непременно оказывался в этой веселой, жизнерадостной компании.

Мольнар читал стихи, экспромтом сочинял рассказы и сценки, Якоби и Сирмаи исполняли свои новые музыкальные сочинения, лилось вино, лились речи. Лишь Имре Кальман будущий автор ярких, зажигательных мелодий — тихо сидел среди друзей. Ни темпераментному Якоби, ни язвительному Мольнару не удавалось заставить его продемонстрировать свои творения. Кальман молча потягивал вино и был счастлив, что может провести вечер в такой приятной компании.

Страдал ли он тогда от одиночества, чувствуя, что не способен вести непринужденную беседу или пускаться в словесные баталии?

Кальман сочинил двадцать грустных, напоминающих баллады песен и за этот труд был удостоен премии имени Франца Иосифа. Он сочинил еще и музыку к пьесе «Наследство Переслени», где воспевалась слава Венгрии, но, на его беду, как раз в тот момент, когда театр готовил премьеру, правительству удалось столковаться с венским двором, так что мелодии в народном духе пришлись некстати. Пьеса была снята. Затем Кальман написал еще две симфонические поэмы для оркестра и смешанного хора. Они принесли композитору известность, но не успех. Впрочем, он сам понимал, в чем беда.

— Я не могу работать дома. Да это и невозможно…