— Что ж, ладно, — натянуто улыбнулся Маришка. — Но прежде еще раз прослушаем и хор, и сольную арию.
Хор грянул вступление и, допев до конца, умолк, а Маришка начал свою партию:
(Передай от меня привет любимым, прекрасным женщинам, их смеющимся голубым глазам — там, в прекрасной Вене! Привет от меня Дунаю и вальсу — там, в прекрасной Вене! Привет тихим улицам, где по вечерам парочки торопятся домой! Передай мой привет дивной сказке из песен и музыки — Вене, моей Вене!)[21]
Закончив, Маришка сделал знак оркестру — повторить — и, обращаясь к Кальману, вновь запел арию, на ходу переиначивая текст. В своей импровизации он, адресуясь к Имре, просил не выбрасывать из оперетты великолепный гимн в честь прекрасных венских женщин, их смеющихся голубых глаз… и так далее. В результате хор «выпал», а выходная ария осталась и поныне звучит так же свежо и живо, как в день премьеры 28 февраля 1924 года. 1924 — год високосный, то есть, по убеждению Имре, счастливый. Мировой успех «Графини Марицы» лишь укрепил эту его убежденность.
Как и солиста-тенора, публику и критику покорили в оперетте еще и дуэты. Благодаря этому сразу же выдвинулись на первый план молодая Бетти Фишер (в амплуа субретки) и ее партнер-комик Макс Гансен, тоже молодой актер.
— Как-то брел я по венским улицам в прескверном настроении, — рассказывал впоследствии Имре, — а в кафе меня ждали друзья. Дорогой в голове у меня крутилась какая-то мелодия. Придя в кафе, я насвистывал ее. Грюнвальд тут же поклялся, что ей обеспечен мировой успех, и не сходя с места сочинил текст: «Komm mit nach Varasdin…» Я-то сам, будучи композитором, никогда не могу судить, за какой именно из моих музыкальных идей увяжется успех.
Однако фортуна не отворачивалась от Кальмана. Успехом пользовалась «Принцесса цирка» (1926) с ее знаменитой арией о чарующих очах. Успех принесла и оперетта «Золотой рассвет» (1927), написанная Кальманом по просьбе ньюйоркского антрепренера Хаммерштейна. Успешной оказалась также «Герцогиня из Чикаго» (1928).
Примерно в это время в жизнь Имре вошла я — или это он вошел в мою жизнь? Хотя разница в возрасте между нами составляла тридцать лет, эта встреча для нас обоих означала новый этап жизни.
ГЛАВА ПЯТАЯ
1928–1938. ВЕНА — СЛАВА И ЛЮБОВЬ
Прожитый мною на свете срок невелик был даже в пересчете на месяцы. Зато он оказался крайне насыщенным событиями, жизненными испытаниями, встречами с разными людьми на том долгом пути, который из далекой Сибири через Стокгольм и Берлин привел меня в Вену. Мать вместе со мной выслали из Петербурга: царский двор неодобрительно отнесся к ее роману с молодым офицером-аристократом. Отец мой погиб в последние дни войны, и мать, забрав меня, бежала на запад. В то время, о котором идет речь, то есть в 1928 году, она пребывала в Бухаресте, надеясь там выйти замуж, а я осела в Вене.
Об Имре Кальмане тоже никак не скажешь, что его жизненный путь был сплошь усыпан розами. К концу войны он потерял горячо любимого брата Белу. Отец умер от диабета. Большую роль в его жизни сыграли две женщины. Первой стала Паула Дворжак, родом из Зальцбурга. Она долгое время тяжело болела; Имре, понимая, что она уже никогда не вылечится, не покинул ее, а, напротив, оставался самоотверженно предан ей вплоть до самой ее кончины. Второй была красавица графиня Агнес Эстерхази, послужившая прототипом жгуче-темпераментной Королевы чардаша. С нею Имре распрощался в тот вечер, когда состоялась премьера «Герцогини из Чикаго».
Нас с Имре в ту пору связывала лишь дружба. От других я узнала, что Кальман нежно любит графиню, которая завязала интрижку с неким кинопродюсером. Графиня явилась на премьеру оперетты. У меня в спектакле была малюсенькая роль, а графиня Эстерхази уже считалась признанной звездой. В тот вечер она попыталась объясниться с Имре, говорила о своей любви, молила простить ей мимолетное увлечение… Однако Имре проявил твердость: «Нет, — сказал он. — Я познакомился с одной девушкой, она так же красива, как ты, только десятью годами моложе. Я люблю ее. Но мне приятно, что ты пришла сегодня…»
Семья Кальман всячески пыталась уговорить его жениться на Агнес Эстерхази. Но Имре настоял на своем:
— Поздно. Я полюбил другую. Она еще совсем ребенок, и между нами ничего нет. Но мне очень хорошо с нею.