Новая оперетта Кальмана так и называлась: «Маринка». Авторами текста были соотечественник Имре Карой Фаркаш и американец Джордж Мэрион; в основу сюжета легла история романтической любви принца Рудольфа и юной Марии, а пересказывает эту историю бежавший в Соединенные Штаты венский лейб-кучер Братфиш, катая пассажиров по ньюйоркскому Сентрал-парку.
Пока Имре сочинял комедию для сцены, мы с ним на пару разыграли комедию в жизни. Я решила во что бы то ни стало сменить квартиру: опять переехать в восточную часть города, — но муж оставался глух к моим просьбам. Однажды вечером я услышала какой-то шорох, и, когда Имре зашел ко мне пожелать доброй ночи, я со страхом вцепилась в него:
— Имрушка, я боюсь! Тут бегают мыши и крысы!
— Тебе почудилось, — отмахнулся Имре. — Спи и не выдумывай глупости.
Тогда я подговорила детей. Каждый вечер мы скреблись у Имре под дверью и громко кричали: «Ой, мышь!» Однако Имре вместо того, чтобы съехать с квартиры, обратился к домовладельцу. Тот недоверчиво покачал головой: до сих пор жильцы никогда не жаловались на мышей. В квартире расставили мышеловки, в которые, конечно же, не попалась ни одна мышь.
Тогда я на свой страх и риск отправилась на Ист-Сайд-Парк-авеню и сняла квартиру, очень красивую, зато вдвое более дорогую. Мы не прожили там и месяца, как муж однажды позвал меня:
— Поди-ка сюда, Верушка!
Мы вошли в помещение при кухне. Имре включил свет, и — шмыг! — прямо у наших ног пробежала мышь и юркнула за холодильник. Я даже не вскрикнула.
— Ничего не попишешь, — холодно заметила я. — Придется расставить мышеловки.
— В западной части города тебе проходу не давали несуществующие мыши, — съязвил муж. — Зато если эти твари взаправду разгуливают по фешенебельной квартире, это тебя не смущает…
Имре прекрасно понимал, к чему я, собственно, стремлюсь. Общественность по-прежнему была недостаточно осведомлена о том, что Имре Кальман находится в Соединенных Штатах, а мне хотелось, чтобы о нем говорили, писали. У Имре отсутствовала мания величия, напротив, он страдал излишней скромностью, что, по моим понятиям, ничуть не меньший недостаток.
Мне понадобилось переделать меховой жакет, и я забрела к торговцу мехами, который показал мне единственное в мире манто из платиновой норки. Серебристо-серые шкурки отличались не только редкостной красотой, но и необычностью: до той поры меховщикам были известны только темные норки.
— Цена манто — тридцать тысяч долларов.
От такой суммы даже я пришла в ужас, но тем не менее манто решилась примерить. Расстаться с шубой я не смогла.
— О'кей, шубу я покупаю. Только прежде мне нужно подготовить к этому мужа.
Дома я доверительно обсудила ситуацию с дочерью. Лили, увидев шубу, поддержала меня:
— Ты должна ее оставить, мама.
Мы с Имре собирались на спектакль «Оклахома»; манто я надела в самый последний момент.
— Не пугайся, я его одолжила.
Имре лишился дара речи. Затем, на глазок оценив стоимость манто минимум в две тысячи, весь извелся от тревоги, как бы не попортить мех. В вестибюле театра собралась целая толпа, чтобы полюбоваться невероятной красотой: Ирвинг Берлин, Оскар Хаммерштейн II и группа журналистов, которым не терпелось выспросить, что это за чудо. Уж не знаменитая ли платиновая норка, о которой модные журналы все уши прожужжали?
— Разумеется, та самая! — отвечала я. — А это — мой муж Имре Кальман!
Толпа вокруг нас сбилась в плотный кружок, и композитор «Королевы чардаша» сразу же оказался в центре внимания.
У меня было десять дней срока, чтобы расплатиться за шубу. И все эти десять дней газеты ни о чем другом не писали, кроме как об Имре Кальмане и восхитительной шубе его жены, ну и о новой его оперетте «Маринка». В конце концов мне пришлось во всем признаться.
— Видишь, какое паблисити я тебе обеспечила? Деньги эти ты играючи вернешь на постановке «Маринки».
В Америке театры не пользуются субсидией. Там пятьдесят процентов предварительных расходов несут композитор и либреттист. В данном случае речь шла о 250 тысячах долларов. Когда я призналась, что подписала чек на 30 тысяч долларов, Имре немедленно помчался в салон удостовериться в этом. Домой он возвратился вне себя от бешенства. Впервые за все годы нашей совместной жизни я видела его в такой ярости.
— Ты нас пустишь по миру! Неужели ты не понимаешь, что мы всего лишь беженцы? Начиная с сегодняшнего дня не рассчитывай больше ни на какие подарки, ни к рождеству, ни ко дню рождения! А шубу эту будешь носить до самой смерти, это тебе урок на всю жизнь.
Однако его мрачные прогнозы не оправдались. Шуба произвела такую сенсацию, что нашлись желающие охотно предоставить нам необходимые 250 тысяч. 18 июля года в роскошной обстановке — в «Винтер-Гарден» на Бродвее — состоялась премьера «Маринки». Для нас снова началась полоса успеха.
— Норка себя окупила, — заявил Имре. — Будут тебе подарки и ко дню рождения, и на рождество.