Помнишь ли ты?.. Жизнь Имре Кальмана

Особую слабость питал Имре к отварным мосолкам. Это лакомство он всегда сам покупал себе на завтрак, и надо было видеть, с каким наслаждением он распаковывал снедь. А вот к питью он был почти равнодушен. Разве что иногда выпивал полбутылки коньяку, если чувствовал, что у него начинается «степной насморк», как сам он называл эту хворь: не то чтобы сенная лихорадка, но какой-то аллергический насморк, сопровождавшийся непрерывным чиханием. От этого недуга и пользовал он себя коньяком, и весьма успешно: стоило ему выпить полбутылки, как насморк проходил в течение одного дня.

Загородная жизнь настолько пришлась Имре по вкусу, что он решил на лето снять где-нибудь под Нью-Йорком виллу с плавательным бассейном. Если спуститься вниз по течению Ист-Ривер, то справа нетрудно обнаружить дивные лесные места. Туда мы и перебрались из многомиллионного шумного города.

Оба мы сходились на том, что грохот Манхэттена выдержать невозможно. Правда, в том месте, где мы жили, трамвай не ходил, зато днем и ночью раздавался скрежет автомобильных тормозов, оглушительно визжали сирены полицейских и пожарных машин. За городом царила тишина, и это было чудесно… днем. А ночью, когда мы отправились на покой, произошла неожиданная неприятность. Я не могла сомкнуть глаз именно из-за этой глубокой тишины. Наутро я заявила мужу:

— Дни я буду проводить здесь, а ночевать мне придется дома, в Нью-Йорке, среди привычного шума.

— Да ты с ума спятила! — возмутился Имре. Но я все последующие дни твердила свое, и он наконец согласился на два дня вернуться в Нью-Йорк. Однако там стояла такая жара и духота, что, несмотря на включенные кондиционеры, мы оба не могли уснуть.

— Упаси боже, чтобы я провел тут еще хоть одну ночь! — сердился Имре. — Уж не говоря о том, что загородная вилла влетела нам в копеечку. Что же касается шума… то я приготовил тебе сюрприз.

Обещанный сюрприз не заставил себя ждать. В тот же вечер, едва только я легла спать, рядом загудели автомобильные гудки, взревели сирены: в ванной комнате по соседству с моей спальней был включен граммофон, воспроизводивший шум пробуждающегося Нью-Йорка. Пластинка, изготовленная по заказу Имре, оказала чудодейственное воздействие: я заснула как убитая.

Зимний сезон вновь оказался сопряжен с множеством светских обязанностей. Муж всячески старался избегать их, и мне приходилось нести двойную нагрузку. Наши друзья Марта и Иосиф Габсбурги решили начать благотворительную кампанию под девизом «Save Austria's children» («Спасите детей Австрии»). Сальвадор Дали одним росчерком пера изобразил — разумеется, безвозмездно — на обложке программы танцующую великокняжескую чету. Мне предложили возглавить это мероприятие. Помимо того, я принимала участие во многих балах и приемах, да и сама устраивала званые вечера, снискавшие — благодаря кулинарному искусству Марии Первич — широкую славу. Нас посетил даже сам Жан Кокто — после большого приема, устроенного в честь премьеры фильма по его пьесе «Двуглавый орел». По этому случаю я пригласила и Грету Гарбо. Она пожелала знать, сколько соберется гостей. Всего несколько человек, ответила я, искренне так полагая. Однако в Америке существует обычай, согласно которому приглашенные вправе привести с собой родственников и друзей, так что в конечном счете хозяева дома сами не знают, сколько гостей пожалует. В тот вечер у нас собралось более трехсот человек, все дамы были в длинных вечерних туалетах. Грета Гарбо явилась в простом свитере с высоким воротом и в маленькой бархатной шляпке. При виде огромного сборища она тотчас же повернула было к выходу — «Ни за что не останусь, лучше не уговаривайте», — но затем все же поддалась на уговоры, перепробовала все выставленные на стол яства и явно чувствовала себя в своей стихии. Этим вечером и датируется начало ее тесной дружбы с Жаном Кокто.

Между делом мы снова наведались в Голливуд. Луис Б. Майер отозвал меня, чтобы поговорить по секрету, и в тот же вечер я ошеломила мужа неожиданной новостью:

— Ты знаешь, Майер предложил мне контракт, и я его подписала.

В первый момент Имре не нашелся, что сказать.

— Мне поручена главная роль! — продолжала я. — Буду готовиться, немедля приступаю к урокам.

Муж отрицательно покачал головой.

— Нет, Верушка, это исключено! Я потеряю жену, трое детей лишатся матери. Как ты могла на такое решиться? Изволь аннулировать контракт.

И тут я вытащила свой козырь:

— Но ведь я получу такой высокий гонорар!

Имре даже не поинтересовался его размерами, лишь задал вопрос:

— Ну и что бы ты на него купила?

— Соболью шубу и «кадиллак», — не раздумывая ответила я.

— Хорошо. Получишь от меня и то, и другое, только расторгни контракт.