Помнишь ли ты?.. Жизнь Имре Кальмана

Получить развод с «жестоким» мужем мне не составило труда. Мой приятель снял для нас апартаменты в нью-йоркской гостинице «Уолдорф-Астория». Имре письмом простился со мной: «Жаль, что я теперь лишен возможности писать тебе. До того хорошо, до того приятно было каждый день выговориться, излить тебе душу. Что ж, Верушка, в добрый путь… Это мое последнее письмо. Надеюсь, ты сумеешь прийти в себя после бракоразводной процедуры. Молю бога сохранить и уберечь тебя».

Однако это письмо Имре оказалось не последним. После того как я отправила ему телеграмму, сообщая о своем прибытии в Нью-Йорк, он вынужден был мне ответить. «Мне сообщили: твой приятель знает, что мы переписываемся, обмениваемся телеграммами, поддерживаем связь по телефону. Поэтому я считаю разумным не приходить на вокзал. Это могло бы только повредить тебе…»

Имре не ограничился этим письмом. Он позвонил мне по телефону, поздравил с успешным «экзаменом» и с тем, что мне наконец-то удалось «освободиться от безжалостного, злобно рыкающего медведя. Но на вокзал я не приеду. Возможно, пришлю детей с мадам Алис» — гувернанткой, которую мы вывезли с собой из Парижа, — «ну, и в заключение хочу сказать, что рад был бы повидать тебя в ближайшие дни…».

— Да полно, Имрушка, — перебила его я, — приходи на вокзал, очень тебя прошу.

— Нет-нет, детка, не проси… День будет воскресный, и мысленно я проведу его с тобой.

Нью-Йорк. Большой Центральный вокзал. Воскресенье, восемь часов тридцать минут. К перрону подкатывает поезд из Рено; путешествие длилось три дня и две ночи. На вокзале меня встречал тот самый человек, ради которого я решилась на развод. Он сообщил, что мы будем жить на сороковом этаже гостиницы «Уолдорф-Астория», и отошел получить мой багаж.

Лето еще не кончилось, в городе было очень жарко. Оглядевшись, я заметила мадам Алис и детей. Они тоже увидели меня и бросились в мою сторону. Лили, маленькая Ивонка и старший Карли, которого здесь, в Америке, стали звать Чарли, промчались через огромный вокзальный зал и, плача и смеясь одновременно, повисли у меня на шее. В этот момент подоспел с вещами мой приятель — очень богатый француз.

Взяв детей за руки, я направилась к выходу. Взгляд мой упал на нишу в стене — там стоял Имре. На нем был все тот же потертый костюм, что и шесть недель назад, когда мы распрощались, и тот же самый галстук, от жары и влаги превратившийся в скрученную тряпку. Имре смотрел на меня, и глаза у него были грустные-грустные. Я не выдержала; оставив своего спутника, бросилась к Имре со словами:

— Имрушка, как я рада, что ты пришел!

Имре покачал головой.

— Нет, детка, не вздумай тут со мной задерживаться; тебе это только повредит. Теперь ты свободная женщина, ступай искать новое счастье.

И тут я вдруг почувствовала, что совершила чудовищную несправедливость. Глаза мои наполнились слезами.

— Господи, я ведь не хотела причинить тебе боль. Прости меня!

— Хорошо, девочка моя. Ступай.

— Где мне тебя застать? Я тебе позвоню, как только приеду в гостиницу.

Имре явно колебался. Затем тихо промолвил:

— Обедаю я дома, с детьми. Так что в это время мы могли бы и поговорить по телефону.

Вся эта сцена заняла минуты три. Мне пришлось уйти, сесть в чужую машину. Мой приятель был вне себя от ярости.

— Такого я еще не видывал! У нас, в Париже, да и вообще во Франции порядок четкий: если человек разведен — значит, прежней жизни конец. А чтобы обниматься-целоваться с бывшим мужем, да при этом еще и слезы лить… ну уж извините!

— Какие глупости! — нетерпеливо ответила я. — Неужели ты не понимаешь, что я к нему хорошо отношусь. Ведь я так многим ему обязана. И дети… от детей-то и вовсе не откажешься.

— Нет, — коротко ответил он, — этого я не понимаю.

Слово за слово, дальше — больше… Прибыв в гостиницу, мы разошлись по своим комнатам, захлопнув каждый за собой дверь.

В моей комнате меня ожидали чудесные цветы. Среди прочих был маленький букетик незабудок — без визитной карточки. Я сразу же догадалась, что это от Имре. Бросившись к телефону, набрала свой прежний номер.

— Мы поссорились! Слышишь, Имрушка, мы поссорились! Я сейчас приеду.

— Очень рад, — скупо обронил он. Но ведь всегда же чувствуешь, если другой человек счастлив.

Так что я, возвратись после получения развода, в тот же день побывала в своем прежнем доме. На 11-й этаж я взлетела бегом, будучи не в силах дождаться, пока лифт доползет наверх.

— Теперь я богатая женщина, — заявила я домашним. — Куплю тебе рояль «Стейнвей».

Имре горячо воспротивился.

— Побереги деньги для себя, а я обойдусь и без пианино.

— Чарли, Лили, Ивонка! А что купить вам?

— Нам из этих денег ничего не нужно, мама, — ответили они, и в этот момент всю мою веселость как ветром сдуло.

Я пробыла у своих до полуночи, а затем Имре проводил меня в гостиницу.

— Этот человек — преступник, он похитил тебя у детей! — сказал он мне дорогой. — А ты… что ж, затянула песню, теперь допой до конца.