Помнишь ли ты?.. Жизнь Имре Кальмана

Встретились мы и с Билли Уайлдером. Во время съемок в «Метрополии» он был мало кому известен. Перебравшись из Вены в Берлин, он начал свою карьеру с деятельности журналиста, затем написал сценарий по повести Эриха Кестнера «Эмиль и сыщики». Ныне имя этого прославленного режиссера знает весь мир.

Сколько старых знакомых мы тогда увидели вновь, сколько новых друзей приобрели в 1939-м и в первые годы войны! Среди прочих нас посетил даже Отто Габсбург, наследник австрийского трона, и Имре нанял органиста, который в честь высокого гостя сыграл на нашем инструменте австрийский гимн. Мы часто бывали у Арнольда Шёнберга, родоначальника додекафонии, навещали писателя Франца Верфеля и его супругу Альму (которая раньше была женой Густава Малера), причем последнее наше свидание состоялось незадолго до смерти Верфеля. Встречались мы с замечательной писательницей Вики Баум, с супругами Цукмайер… И со всеми у нас до конца сохранились теплые, дружеские отношения.

Но в общем-то в Голливуде мой муж чувствовал себя не совсем уютно. Он не любил находиться в центре повышенного внимания, и всякие празднества, парадные манифестации были ему не по душе. Работа, творческая деятельность — здесь он чувствовал себя в своей стихии. Имре мечтал сочинять музыку к фильмам или опереттам.

Однако легкая музыка в ту пору была не ко двору, и с этим ничего не мог поделать даже сам всесильный Луис Б. Майер. Мир захлестнула волна национализма, народ почуял запах сражений и в качестве зрелищ жаждал лишь изображения героических подвигов. Спрос на веселые темы резко упал. Имре понял, что в Голливуде лавры для него так и не зазеленеют, и мы перебрались в Нью-Йорк. Первое наше жилье присмотрела я сама: удобная квартира в очень красивом доме с западной стороны Сентрал-парка. Обставлена квартира как это и принято в Америке — была великолепно, и я заключила арендный договор на год. Жили мы на 11-м этаже, что уже само по себе было для нас волнующе непривычно. Вид из окон открывался непосредственно на парк, привратник и лифтер блистали роскошными ливреями, и я была очень счастлива, что сумела подобрать такую замечательную квартиру.

Во время первого нашего званого вечера (на нем появился, кстати, даже Джимми Уолкер, бывший мэр Нью-Йорка) все гости поочередно задавали мне вопрос, как это меня угораздило выбрать именно эту квартиру.

— А в чем дело? — Я никак не могла взять в толк, к чему они клонят. На этой квартире я остановила свой выбор, естественно, потому, что мы решили поселиться в западной части города. Я знала, что, например, в Берлине западные кварталы считаются наиболее изысканными.

— Верушка, на какой срок вы арендовали квартиру?

— На целый год, — с гордостью отвечала я.

— Господи, да неужели вы не знаете, что западная сторона предназначена для людей совсем иного ранга? В Нью-Йорке престижной считается как раз восточная часть города!

Эта новость весьма подпортила мое настроение, но Имре отказывался меня понять:

— Мне, например, абсолютно безразлично, в какой части города жить. Мы ведь не принадлежим к верхушке общества, в число первых десяти тысяч нам все равно не войти. Мы беженцы. Нам придется жить на то, что у нас есть, а это не так-то просто, ведь я сейчас ничего не зарабатываю. Блаженным европейским временам настал конец, придется тебе, Верушка, перестраиваться. Сама посуди: сбережения у нас не ахти какие. Это вроде колбасы — чем больше отрезаешь, тем меньше остается. Поумерь свои запросы, будь поскромней! А квартиру мы менять не станем.

Имре настоял на своем.

Желая как-то пополнить семейный бюджет, я устроилась манекенщицей в меховой салон и, кроме того, обслуживала его покупателей. К нам захаживали Грета Гарбо и Гэйлорд Хаузер. С Гретой Гарбо довелось заниматься мне: она заказала коричневое манто из шкуры жеребенка и впоследствии не раз наведывалась в наше заведение. Я трудилась за двести долларов в месяц, чтобы «колбаса» не слишком быстро убывала с семейного стола.

Как-то раз в салон заглянул мужчина, обратившийся ко мне по-французски, и с той поры стал частенько переступать порог…

Благодаря несравненному искусству Марии Первич слава о нашем доме вскоре разнеслась по всему Нью-Йорку. В первый же год я удостоилась титула самой хлебосольной хозяйки.

Кто только не перебывал в нашем доме: Пол Уайтмен, Ирвинг Берлин, коллега мужа по Академии музыки Бела Барток, Игорь Стравинский, певец-тенор Рихард Таубер, композитор Эрих Корнгольд, дирижер Юджин Орманди, Оскар Хаммерштейн, прославившийся фильмом «Оклахома». Разумеется, и мы тоже наносили визиты всем этим людям. Сдружились мы и с австрийской великокняжеской четой: Францем Иосифом, внуком и крестником императора — его мы знали еще по Вене, — и с его очаровательной супругой княгиней Мартой.