Я подумываю, не распаковать ли мне чемодан. С одной стороны, это будет лучшим способом пометить территорию, чем помочиться на пол, например. С другой – я не чувствую себя готовым увидеть, что именно Майкл собрал для меня в дорогу. Если мне предстоит, по его планам, все это время носить безразмерный свитер с драными обтягивающими джинсами, то я предпочту узнать это как можно позже.
В итоге я нахожу компромиссный вариант – запихиваю чемодан в шкаф, где он очень удачно встает на полку.
Проходная комната представляет собой что-то среднее между студией с невысоким помостом у большого, но мелкорасстекленного окна, и гостиной с пухлым старомодным диваном.
Спальня совсем крошечная, но со своей дверью в ванную. Пространство кажется еще меньше из-за громоздкого углового шкафа и широкой, почти квадратной, кровати. В жизни не поверю, что Джастин мог купить такую мебель сам.
Из коридора еще одна дверь уходит в такую же маленькую кухню, где в углу примостился стол строго на двоих. Не знаю, приятно ли мне это видеть или нет.
Хлопает входная дверь, и Джастин, очевидно, напрямую проходит в студию.
Когда я захожу следом, он стоит посреди комнаты, спиной ко мне, и смотрит не то в окно, не то еще куда-то…
Я окликаю его по имени, и Джастин оборачивается. У него какой-то тоскливый взгляд. Может, он уже успел понадеяться, что я был галлюцинацией?
Хрен тебе.
— Брайан… хватит шуток… прошло полтора года. У нас обоих своя жизнь, и мы оба рады, что между нами все кончено, разве нет? Зачем ты приехал?
Люблю Солнышко за привычку брать быка за рога. Я, бл@дь, четыре гребанных часа просидел в аэропорту, думая, за каким же хреном я приехал, и так ничего не смог решить, а ему надо, чтобы я походя ответил на этот вопрос.
— Я хотел попросить прощения, - выпаливаю я самое первое, что приходит на язык.
Именно «на язык». Мой мозг эта фраза явно минует.
Кстати, временами это – неплохой выход.
Несколько мгновений Джастин просто тупо смотрит на меня и хлопает светлыми ресницами.
А потом начинает хохотать.
Меня на секунду подмывает дать ему по лицу – уж больно нехорошие нотки звенят в его смехе. Однако Джастину удается взять себя в руки, и он с трудом выдавливает:
— Бред… Господи, какой бред! Брайан, ты же даже не понимаешь, за что извиняешься, так?
Он снова беспомощно смеется.
Он, кстати, прав.
Наконец, Джастин успокаивается и смотрит на меня.
— Ладно… прости. Может быть, это и не смешно.
— Да нет. Это действительно смешно, - пожимаю я плечами.
— Так ты уезжаешь? – с плохо скрытой надеждой спрашивает он.
— Я остаюсь.
Лимит дружеского общения мы исчерпали.
— Нет, не остаешься! Если не можешь вернуться в Питсбург – значит, поживи в гостинице!
— О’кей. Оплатишь мне Ритц?
Слышала бы Дженифер, что ее сыночек на это говорит.
Джастин медленно выдыхает и уходит в соседнюю комнату. Его так долго нет, что я уже думаю, не следует ли считать разговор оконченным.
Мат. Отличное средство подвести итог дружеской дискуссии.
В этот момент Джастин возвращается, таща в руках свернутое одеяло, подушку, какую-то еще хрень и кидает все это на диван.
— Можешь спать здесь.
С этими словами Солнышко разворачивается и уходит назад в спальню.
Судя по выражению его лица – он с большим удовольствием приютил бы кондиционную половозрелую пару королевских кобр.
До самого вечера мы не разговариваем. Я разбираю вещи (кстати, Майкл не так безнадежен) и якобы читаю журнал из самолета. Джастин отсиживается в своей комнате и якобы рисует.
В одиннадцатом часу я плюю на статью по пиару, в которую смотрю безо всякого толка последние полчаса, и отправляюсь в ванную. Душ, как выясняется, не работает, так что я просто набираю себе воду.
Моя обычная норма – это душ. Утром. После спортзала. Перед ночным клубом. После секса. У него есть главное и неоспоримое преимущество – это быстро. Боюсь, для меня это преимущество уже давно определяющее во всех сферах жизни.
Зато сейчас можно прикрыть глаза и немного подумать. Например, о том, действительно ли я хотел вернуться в Питсбург и хорошо ли, что снег мне помешал?
Deja vu
Это только говорится, что я рисую – на самом деле я битый час сейчас сижу и бессмысленно кладу мазки на лист бумаги, с каждой секундой все больше напоминающий палитру. На самом деле, я полагаю, это просто такой способ медитации. Западный менталитет редко кому позволяет по-настоящему сливаться с природой, так что каждый из нас медитирует своим способом: кто-то серфингует по Интернету, кто-то чиркает по листку бумаги, кто-то переключает каналы со скоростью по одному в секунду. Не знаю, очищает ли сознание настоящая медитация, но вот такое времяпрепровождение определенно приводит тебя в состояние легкого отупения. Но, по крайней мере, на проблемы тебе уже наплевать.
За окном быстро стемнело, и я долго сижу, глядя на темно-синий прямоугольник окна. На подоконнике снаружи лежит пушистая голубоватая шубка снега. Только боковой свет от уличного фонаря освещает комнату, и на бледном полу легли длинные, синие, безрадостные тени. Я не включаю лампу.