Помрачение сознания (СИ)

Я говорил, что мы поменялись ролями? Так вот он, по-моему, сейчас совсем не прочь окончательно ими поменяться. Но мне нужно не это.

Мы прижимаемся вплотную, на коже остаются следы от смазки, прозрачной, блестящей. Ни резинок, ничего…

Мы рехнулись.

Какие грани?

Мы зашли так далеко, что их и не видно уже.

— Пойдем в постель, - шепчу я.

И мы так и делаем.

~~~

1. Жерико Теодор (1791 — 1824), французский живописец и график.

2. "Множество ангелов могут танцевать на острие иглы." Приписывается Фоме Аквинскому (1225 или 1226-1274)

3. В живописи и графике оттенок тона, выражающий (в соотношении с другими оттенками) какое-либо количество света и тени. Применительно к колориту в живописи термин служит для обозначения каждого из оттенков тона, находящихся в закономерной взаимосвязи и дающих последовательную градацию света и тени в пределах какого-либо цвета.

4. Пикассо перерисовывал одну и ту же красавицу-натурщицу много раз, и с каждым разом изображение становилось все менее реалистичным, пока один из друзей художника ни сказал: "Ну и красавица! Да это свинья в кубе получилась!". По легенде, отсюда появилось название живописного направления "кубизм".

Jamais vu

Он стонет, когда я вхожу снова, и изо всех сил впивается пальцами мне в бицепсы. Хватка у него еще та, но я даже боли не чувствую, только дышу рвано и вжимаюсь губами в его шею, покусывая.

Он стискивает бедра, закинутые мне на поясницу, я отвечаю почти рычанием, вколачивая его в постель сильнее. Джастин тянет меня за волосы, чтобы я поднял голову и целует, не целует, а просто вылизывает рот, губы, подбородок…

Когда мы меняем позу, и он оказывается сверху, я, пользуясь тем, что руки оказались свободны, глажу его по груди, по соскам, по спине, ниже. Я касаюсь и обвожу пальцами то самое место, куда вторгаюсь, там где член растягивает податливую плоть. По телу Джастина словно проходит электрический ток.

Жар, темнота и влага… нас выносит практически одновременно.

А потом мы лежим, не глядя друг на друга, но продолжая соприкасаться плечами, пальцами, коленями… мы просто не можем оторваться.

Не знаю, хватит ли нас на еще один заход, но мысль о том, чтобы перестать чувствовать влажное жаркое тело рядом, кажется нелепой.

Джастин поворачивается ко мне, вроде как приглаживая мокрые волосы – без особого, правда, толка. Лицо, грудь, живот – все в потеках пота. Мне хочется его облизать и съесть.

— Я скучал… - вдруг говорит Джастин.

Я чуть улыбаюсь.

— По мне? Или по сексу? Или по сексу со мной?

Джастина, как и всегда, не устраивают мои варианты.

— По тебе… рядом. По… всему… По близости…

Он выталкивает из себя слова, как будто ему перехватило горло, и это не только потому, что мы оба еще никак не можем отдышаться. Я, к сожалению, не могу себя этим обмануть. Глаза у Джастина мокро сверкают.

Вздыхаю.

— Прости меня.

После всех этих дней я все еще чувствую, за что извиняюсь. Более того, сейчас я, пожалуй, даже еще сильнее чувствую, за что.

Джастин качает головой.

— Не могу…

Он садится на постели и тянет покрывало.

— Секс был потрясающим, - продолжает Джастин. – Да он у нас с тобой всегда такой… Но ты же не думал, что можно трехчасовым классным трахом спасти то, что было похерено полтора года назад?

Собственно, я так и думал - ну, почти - но Солнышку я это сообщать не собираюсь.

Мне тридцать с лишним, и пора бы уже выучить – то, что разрушено за пять минут, можно не собрать никогда.

— Я не оставлю тебя в покое, - говорю я, когда он снова ложится так, чтобы прижаться ко мне. – Я тебя заставлю меня простить.

— Заставь, - совершенно серьезно отвечает Солнышко, укладывая на меня голову. – Я буду рад, если у тебя получится.

С вашего позволения, я это засчитаю за свою победу.

*

Мы просыпаемся в одной постели, и на этот раз Джастин не рвется никуда убежать. Более чем не рвется – мы занимаемся сексом все следующее утро.

Приятное разнообразие по сравнению с его – крайне неудобным – диваном.

Джастин, определенно, не самый опытный из моих партнеров, хотя, надо признать, что опыта он набрался быстро. Строго говоря, он и не самый лучший – возможно, у меня слишком большое поле для сравнения. В конце концов, я своего первого мужика трахнул, когда Джастину было лет пять-шесть.

Но он определенно идеален. Мы схватываем любой порыв друг друга и без слов, и даже без жестов. Нам просто хочется одного и того же. Кроме того, он отзывается на каждое прикосновение, на каждую ласку так, словно именно этого и ждал всю жизнь. Я не раз пытался понять: со всеми он такой, или это только для меня – но бесполезно.

А еще он обладает потрясающей способностью пропускать мимо ушей все мои протесты, когда я отказываюсь от каких-нибудь его безумных фантазий.

— Мне придется уйти, - сообщает мне Джастин, бездумно водя носом и губами по моей ключице. – У меня работа, сегодня, в два.

Я молча поглаживаю его по спине, проскальзываю пальцами между ягодиц и чувствую, как вздрагивают его бедра.

— Ты можешь пойти со мной, - поднимает Солнышко голову и заглядывает мне в глаза.