Поп Гапон и японские винтовки. 15 поразительных историй времен дореволюционной России

«Мы не только не считали себя ответвлением западного футуризма, но и не без оснований полагали, что во многом опередили наших итальянских собратьев», – вспоминал Лившиц. «Акционисты» отпечатали листовки с воззванием против Маринетти и попытались распространять их во время одной из его лекций. Организатор концерта в ярости вырвал кипу листовок у Лившица, разорвал их в клочья и принялся гоняться по залу за проворным Хлебниковым, чтобы сделать то же с его листовками. Тот, сочтя себя оскорбленным, вызвал организатора концерта на дуэль.

Художница-футуристка Наталья Гончарова на вопрос «Поедете ли вы встречать Маринетти?» ответила: «Меня этот субъект не интересует». Михаил Ларионов, ее муж, заявил в газетной статье: «Мы устроим ему торжественную встречу, на лекцию явится всякий, кому дорог футуризм как принцип вечного движения вперед, и мы забросаем этого ренегата тухлыми яйцами, обольем его кислым молоком! Пусть знает, что Россия – не Италия, она умеет мстить изменникам». Через пару дней он добавил: «Г. Маринетти, проповедующий старую дребедень, – банален и пошл; годен только для средней аудитории и ограниченных последователей».

Русские футуристы не без оснований полагали, что обогнали своих предшественников, а помпезные гастроли в дорогих залах – это не по-панковски. Времена неудержимо менялись, вместе с новым искусством и техническим прогрессом приближались новые испытания.

Тур футуристов проходил прямо перед началом Первой мировой войны, с наступлением которой пришли проблемы и бедность. Маяковский, который сначала рвался воевать и выступал с патриотическими стихами, немного спустя остыл и устроился в учебную автомобильную школу, что исключало отправку на фронт. Одноглазый Давид Бурлюк не подлежал призыву, а вот его брат Николай был мобилизован и воевал с 1916 года.

Наибольшее беспокойство вызывал Хлебников: его тоже мобилизовали, но при этом в бытовом и социальном плане он был абсолютно беспомощен. Через месяц с помощью знакомых его благополучно «отмазали» от армии. Врач-психиатр диагностировал у поэта «состояние психики, которое никоим образом не признается врачами нормальным», что, впрочем, было недалеко от истины.

К концу войны футуристы, как и вся страна, устали от нее и не считали ее своим делом. А вот Февральскую революцию они, конечно, приветствовали. Большевик Маяковский ждал (и дождался) следующей, пролетарской революции, остальные же, воспользовавшись отменой цензуры, начали расширять деятельность. Революция – это очень футуристично, теперь она пришла не только в искусство, но и в жизнь. Бурлюк встретил перемены стрит-артом: вышел на Кузнецкий Мост и стал гвоздями прибивать на дома свои картины. Так, кстати, погибла большая часть его шедевров (как и полагается настоящему стрит-арту).

Революция открывала новые возможности, и у футуристов появился клуб. Осенью 1917 года Василий Каменский и «футурист жизни», первый русский йог Владимир Гольцшмидт, при финансовой помощи московского богача Филиппова основали «Кафе поэтов» в здании бывшей прачечной в Настасьинском переулке. Найти заведение было нетрудно: «В переулке разбитые газовые фонари не горели, но в темноте сверкал оригинальный фонарь, выхватывающий из мрака черную дверь, где карминными буквами было написано название кафе, пронзенное зигзагообразной стрелой».

Интерьер кафе был необычным: комната с низким потолком, пол усыпан опилками, столы грубой работы, скамьи – деревянные, струганые. На черной стене был нарисован огромный багровый слон с поднятым хоботом, бюсты женщин-великанш, головы, глаза и крупы лошадей. Все эти изображения пересекали линии всех цветов радуги. Помимо изображений, на стенах были и надписи, например: «Доите изнуренных жаб», «К черту вас, комолые и утюги», а над женской уборной было написано: «Голубицы, оправляйте свои перышки».

Публика приходила поздно, обычно после представлений в театре. Кроме постоянно выступающих футуристов, на сцену поднимались и зрители из зала – певцы, поэты, танцоры, актеры. Гольцшмидт веселил публику, разбивая доски о голову. «Кафэ пока очень милое и веселое учреждение. Народу битком. На полу опилки. На эстраде мы. Публику шлем к чертовой матери. Футуризм в большом фаворе», – вспоминал Маяковский.

В кафе часто появлялись и анархисты, захватившие дома поблизости, и чекисты, не чуждые новому искусству. Лев Гринкруг, который посещал кафе ежедневно, вспоминал, что анархисты часто устраивали драки со стрельбой. Футуристы, будучи тогдашними панками, конечно, это приветствовали. С каждым днем деятельность анархистов в Москве расширялась, они захватывали все новые и новые здания. В марте 1918 года Маяковский, Каменский и Бурлюк собрались устроить в одном из ресторанов клуб «индивидуаль-анархизма творчества». Однако ЧК, видя нарастающую активность временных политических союзников, решила перевести их в категорию врагов. Весной 1918 года по всей Москве анархистские коммуны были ликвидированы, а вместе с ними – и проект ресторана, и «Кафе поэтов».