ПОПизм. Уорхоловские 60-е

Все вели себя как обычно – были собой (или занимались своими обычными делами, что часто одно и то же) перед камерой. Однажды я слышал, как Эрик пересказывал, какие указания я дал ему для съемок первой сцены: «Энди просто попросил меня рассказать о своей жизни, ну и как-нибудь в процессе рассказа раздеться, – и, подумав немного, добавил: – этим я с тех пор и занимаюсь». Их жизни стали частью моих фильмов, и, конечно, фильмы стали частью их жизни: они так увлеклись, что вскоре одно от другого я уже не мог отличить – а иногда и им самим это не удавалось. Снимая «Девушек из “Челси”», сцену, когда Ондин в образе Папы шлепает Пеппер, я так разнервничался от реалистичности происходящего, что пришлось выйти из комнаты, – но камеру-то я оставил работать. Это было что-то новенькое. Раньше, когда кто-нибудь становился агрессивным во время съемок, я всегда выключал камеру и просил их прекратить, потому что я не переношу физического насилия – кроме тех случаев, конечно, когда обе стороны не против. Но теперь я решил все это оставить в фильме, даже если придется выходить из комнаты.

Бедному Марио Монтесу здорово досталось в той сцене, когда он видит двух парней в кровати и поет им They Say That Falling in Love is Wonderful[32]. Он должен был находиться с ними в комнате в течение десяти минут, но один из парней начал так его оскорблять, что Марио выбежал оттуда уже через шесть минут, и невозможно было уговорить его вернуться. Я ему объяснял: «Марио, ты все здорово делал. Просто вернись туда – притворись, что забыл что-то, – не дай им испортить сцену, без тебя ничего не получится», – и в том же духе. Но он был слишком обижен и больше туда не пошел.

Джек Смит говорил, что Марио – его любимый андеграундный актер, потому что он мгновенно умеет вызвать сочувствие у зрителя. И это абсолютная правда. Он жил в постоянном страхе, что его семья или коллеги по той, другой, работе узнают, что он трансвестит. Он рассказывал, что каждую ночь в своей квартирке в Нижнем Ист-Сайде молится за себя, своих родителей и всех мертвых знаменитостей, которых любит, за «Линду Дарнелл, Джеймса Дина, Элеонору Рузвельт и Дороти Дэндридж».

У Марио был классический комедийный дар выглядеть идиотом, но уметь сказать нужные слова в нужное время – только начнешь смеяться над ним, а он тут же все переиграет. (Это качество многих «суперзвезд».)

В своей части фильма Бриджид сыграла Герцогиню. Она так вошла в роль, что, кажется, всерьез начала воспринимать себя как настоящую торговку наркотиками: взяла грязный шприц и вколола его в зад Ингрид. (У самой Герцогини так не получилось бы.) Мы всё это снимали, а она давай названивать многим нашим знакомым (которые не подозревали, что участвуют в сцене) и предлагать им наркоту. Она была так натуральна, что операционистки отеля, которые всегда подслушивают разговоры клиентов, вызвали полицию. Копы приехали, пока мы еще снимали, и обыскали каждого, но обнаружили только две таблетки десоксина. В общем, увидев Бриджид в фильме, ее стали бояться не меньше Герцогини.

***

В конце сентября (как раз музей Уитни переехал в новое здание на углу 75-й и Мэдисон) мы вылетели в Бостон на открытие моей выставки.

Посреди вечера Дэвид Кроланд вдруг указал на дальнюю стену со словами: «Смотри, Энди! Это же не твоя картина!» Он был возмущен.

– Где? – спросил я, понимая, что это просто невозможно, но мне было интересно, какую именно из моих картин он не признал.

– Вон там, – он показал на холст «Сделай-сам» 1962-го. – Вон та уродливая номерная картина.

Дэвид был так юн, что не знал моих ранних работ, поэтому он и не подозревал, что оскорбляет мою работу, – он считал, что это куратор ошибся!

Я только и смог промычать:

– Ох. Ужас какой. И как она сюда попала? – В смысле, бывает, сам вдруг посмотришь на то, что сделал, и подумаешь: «А это-то как сюда попало?..»

«Велветы» просто безумно отыграли на открытии, а потом мы в составе человек двадцати заполонили бостонскую чайную какой-то старушки. Все думали, что я пошел туда ради шутки, но мне и правда очень нравились такие ресторанчики, вроде «Шраффтс».

***

Когда осенью Пол захотел снова снять «Дом», Стэнли сказал, что его, к сожалению, уже заняли. Эл Гроссман и Чарли Ротшильд открыли там клуб «Баллун фарм» и пригласили The Velvet Underground там играть, наверху, что «велветы» и делали – все равно заняться им было нечем. Так что, хоть место уже не было нашим, люди все еще воспринимали его как продолжение нашего весеннего шоу «Взрывная пластиковая неизбежность».

В подвале был бар с музыкальным автоматом, и Пол до самой весны с переменным успехом был там менеджером и даже брал деньги за вход.