ПОПизм. Уорхоловские 60-е

Джерард жил со Сьюзен в «Челси» первые месяца два после ее приезда и постоянно писал стихи про и для нее. Родители были не в восторге от ее новой «карьеры» модели в Нью-Йорке и, как она заметила, позже очень расстроились, увидев ее на фото в мусорном баке на обложке Esquire («Современная девушка к восемнадцати уже отработанный материал»). Но они не переставали обеспечивать ее, а она обеспечивала множество своих друзей. Обычная сцена для «Фабрики» – Сьюзен пишет письмо папе с просьбой прислать ей еще немного денег и вручает его Джерарду. Джерард кладет его в свой «дипломат» (он только начал им пользоваться). А потом доставляет письмо – очень по-деловому, в портфеле – в почтовое отделение Центрального вокзала и отправляет экспресс-почтой в Бостон. Тем не менее к концу лета Сьюзен пришлось взять себе соседа по комнате – навязчивого типа из Кембриджа, у которого на заднице красовалась нашивка с надписью «Флот наступает»[31]. Джерард досадовал, что этот «новый элемент» все делает, лишь бы рассорить их со Сьюзен. К осени она начала встречаться со своим ровесником Дэвидом Кроландом, а Джерард после нескольких неудачных попыток завел роман с красавицей-моделью Бенедеттой, дочерью Луиджи Барзини, автора романа «Итальянцы», и теперь писал стихи про и для нее.

***

В конце августа Тайгер Морс открыла свой крохотный бутик «Тини-вини» на Мэдисон-авеню. Ее принцип был – только искусственные материалы: винил, майлар, блестки. По всей стене висели кусочки зеркал. Когда видишь осколки зеркал, сразу понятно, что тут не обошлось без амфетамина: у каждого амфетаминщика обязательно висят дома зеркала – испорченные, помутневшие, разбитые, расслаивающиеся и т. д. – совсем как на «Фабрике». А Тайгер постоянно говорила об амфетамине. Вечно твердила: «Я – живое доказательство того, что “спиды” не убивают».

Немного позже крупная компания предложила ей финансировать создание линии пижам и пеньюаров, и, чтобы отпраздновать это, Тайгер устроила большую вечеринку в «Банях Генри Хадсона» на 57-й Западной улице, этакий модный хеппенинг вокруг бассейна с моделями, дефилирующими по трамплину и иногда даже оттуда прыгающими. Как я уже говорил, это Тайгер сделала хеппенинги частью поп-культуры, превратив их из произведения искусства в праздник. Она и сама отрывалась по полной, фланируя в своих серебряных брюках и огромных темных очках. Народ так напился, что начал прыгать в бассейн прямо в одежде, и потом приходилось нырять на дно, чтобы достать всякие важные вещи, вроде выпавшего из кармана бумажника.

Я отснял несколько эпизодов с Тайгер в ее старом бутике прямо над рестораном «Рубен» на 58-й Восточной улице, в «Калейдоскопе», где у нее было шесть швей и сотни банок с бусинами и бисеринами повсюду. До того она продавала свою одежду на 63-й улице, недалеко от Мэдисон. В те времена она делала очень дорогие, шикарные – шелк и атлас, золото и парча – наряды для женщин, которым нужны платья в стиле высокой моды, даже чересчур изысканные, чтобы подкладка подшивалась вручную и была еще вычурнее, чем само платье. Потом Тайгер уехала в Англию, а вернувшись, увлеклась пластиком и стала делать платья из занавесок для душа. Постепенно она прибрала к рукам бутик «Чита» на Бродвее, прямо за самим клубом – он тоже работал допоздна, и люди просто заходили купить себе какой-нибудь наряд по дороге на танцы.

Тайгер придумала то знаменитое платье, у которого спереди было «Люблю», а сзади – «Ненавижу». И еще платья, которые светились на танцполе, – только с ними всегда возникали технические сложности: то лампочки не работают, то батарейки сели. И к старомодным проблемам девушек вроде торчащей комбинации или вылезшей бретельки добавились еще и эти.

Я слышал, что Тайгер называли мошенницей. Ну еще бы, но она была настоящей мошенницей. И для прессы она навыдумывала о себе даже больше, чем я. Никто не знал, откуда она, – да разве это важно? Она была самобытна и многих научила развлекаться.

***

Мы познакомились с Дэвидом Кроландом на вечеринке, которую устроила «Параферналия» в честь придуманных им новых больших сережек. Как и у большинства дизайнеров бижутерии и одежды, у него был контракт с «Параферналией», которая теперь превратилась в настоящую сеть магазинов по всей стране, от Лос-Анджелеса до Вашингтона. Выглядели вещи потрясающе, но редко протягивали больше двух недель, что было очень в поп-стиле, – к примеру, знакомая дизайнерша Барбара Хоудс сама вязала просто фантастические платья для «Параферналии», которые распускались, стоило их задеть ногтем. «Параферналия» превратилась в такой массовый бутик, что уже само по себе противоречие – теперь их дизайнеры должны были производить свою продукцию в больших объемах, чтобы хватило на магазины по всей стране. Массы хотели выглядеть нонконформистски, и это значило, что нонконформизм нужно было поставить на поток.