ПОПизм. Уорхоловские 60-е

Чикагская жара в клубе без кондиционера не шла на пользу В.П.Н., а раз у «Дома» тоже кондиционера не было, Пол сказал Стэнли, хозяину, что мы подождем до осени, когда станет прохладнее, и тогда снимем его вновь.

Тем летом «Фабрика» казалась мне страннее, чем когда-либо. Мне тут нравилось, я здесь расцветал, но стояла атмосфера абсолютной непроницаемости – можно было находиться в самом центре и не понимать, что происходит.

Как-то все застыло. Я часами сидел в углу, не двигаясь, наблюдал, как люди приходят, уходят или остаются, и старался собрать цельную картину происходящего, но все так и оставалось фрагментарным – я не понимал, что делается вокруг. Я сидел, прислушиваясь к каждому звуку: лифт спускается в шахту, его решетка открывается и закрывается, впуская и выпуская людей, машины шумят внизу на 47-й, работает проектор, щелкает затвор фотоаппарата, кто-то переворачивает страницу журнала, зажигает спичку, разноцветные и серебряные листы шумят под струей воздуха, студентки-машинистки ежесекундно стучат на машинке, Пол вырезает заметки о В.П.Н. из газет и вставляет их в альбомы, вода льется на негативы Билли в проявочной, срабатывает таймер, жужжит фен, кто-то пытается починить туалет, в задней комнате мужчины занимаются сексом, девушки защелкивают пудреницы и косметички. Комбинация механических звуков со звуками, которые производят люди, создавала ощущение какой-то нереальности, и, наблюдая за кем-либо, из-за шума проектора ты уже и реальность воспринимал как кино.

Я второе лето одевался в серферском стиле, носил однотонные голубые и белые рубашки-поло. Многие приходили и, если я не рисовал, даже не узнавали меня, потому что на картинках в журналах я всегда был в кожаных нарядах из Виллиджского «Ливер мэна». Но было лето – лето спунфуловской[29] Summer in the City – и было слишком жарко для моего фирменного стиля. А раз я выглядел не так, как ожидалось, никто меня и не замечал.

Однажды днем я увидел, как из лифта вышел высокий парень с темными вьющимися волосами, держа под мышкой большой конверт из оберточной бумаги. На нем был костюм от Пьера Кардена из нового бутика «Бонвит Теллер». Все вокруг просто бездельничали – кто читал, кто уставился в пространство, а Пол что-то мудрил с проектором. Никто не стал отвлекаться от собственных занятий – впрочем, как обычно, – так что парень не знал, с кем заговорить, и начал просто бродить там, рассматривая холсты, трафареты, винил, пластик и разрушающиеся стены. Если кто и занимался на «Фабрике» приемом гостей, то это Джерард, но он как раз вышел отослать приглашения на свой поэтический вечер. Парень уже с три четверти «Фабрики» обошел, когда обнаружил, что в углу сижу я; он чуть не подпрыгнул от неожиданности – было так жарко, что уже час я совсем не двигался. Он вручил мне конверт.

Послание пришло из отдела искусства MGM Records.

Тем летом я оформлял альбом The Velvet Underground & Nico, и на обложке в итоге сделал приклеенный банан – отрываешь шкурку, а под ней сам фрукт телесного цвета. (Изначально я хотел использовать для оформления что-нибудь из пластической хирургии и даже послал малыша Джоуи и его друга Денниса в медицинские архивы за фотографиями операций на носу, груди, заднице и пр. – они мне их сотни принесли! Малыш Джоуи тем летом работал на «Фабрике» полный день, забирал меня каждое утро в 11:30 из дома. С тех пор как мы осенью познакомились, он вырос дюйма на четыре и сбросил двадцать фунтов своего детского жирка.)

Парень с конвертом сказал, что его зовут Нельсон Лайон, и сообщил, что как раз был в MGM (он для них сделал обложку альбома Doctor Zhivago, только что получившего «Грэмми»), когда им понадобился курьер на «Фабрику». Нельсон сказал, что сам занесет пакет. Как он мне тогда пояснил: «Хотел с вами познакомиться».

Годы спустя, когда мы уже были хорошими друзьями, он поделился подробностями:

– Я был на вашей премьере в «Доме», и, зайдя на «Фабрику», узнал выходящего Джерарда Малангу. Он подсказал мне: «Пять этажей вверх», – а я посмотрел на его кожаный наряд, на ваш лифт-клетку и подумал: «Срань господня, прямо врата ада». И потом, когда я у вас болтался, никто даже не пошевелился, все были такими равнодушными. Кто знает, может, я – окружной прокурор, репортер Times или наркодилер – да мало ли? – а им все равно. И тут я увидел тебя – ты сидел в своих темных очках, с серебряными волосами и чуть приоткрытым ртом, растворялся в атмосфере… Было тогда в «Фабрике» что-то такое… там создавалась история: хотелось просто находиться в этой атмосфере, стать ее частью, и чем больше тебя втягивало в процесс, тем более таинственным он казался.

***

Одним июльским днем на «Фабрику» зашла Сьюзен Пайл. Она впервые была в Нью-Йорке и только что познакомилась с кампусом Барнард-колледжа Колумбийского университета на Морнингсайд-Хайтс, а с сентября должна была приступить к учебе. Теперь она собиралась на Ньюпортский фолк-фестиваль, потому что ходили слухи, будто Дилан туда снова приедет.