ПОПизм. Уорхоловские 60-е

После первого представления «велветов» все думали, протянут ли они эти три недели, а критики писали: «Пусть The Velvet Underground отправляются обратно в подполье и репетируют». Но «велветы» в своих обтекаемых темных очках и узких полосатых штанах продолжали играть безумную нью-йоркскую музыку, пусть даже легкомысленная лос-анджелесская публика и не могла ее оценить; кто-то говорил, что ничего более разрушительного в жизни не слышал. В первую ночь среди гостей была парочка участников The Byrds, Джим Моррисон – кажется, по-настоящему заинтригованный, – а Райан О’Нил и Мама Касс вовсю отплясывали. На другой день в одной из газет мы прочитали отличную реплику Шер Боно, даже поместили ее потом на афиши: «Страшнее только самоубийство». Но Сонни, кажется, понравилось – он остался, когда Шер ушла.

«Велветы» не отыграли в «Трипе» и неделю, когда шериф закрыл его: ни с того ни с сего на двери повесили объявление, которое призывало всех идти на концерт Джонни Риверса в Whiskey a Go-Go вниз по улице, которым тоже владели хозяева «Трипа». В газетах писали, что брошенная жена одного из них подала на него в суд из-за каких-то денег, которые он ей должен. Мы уже готовы были уехать, когда кто-то посоветовал нам остаться, чтобы получить гонорар за весь срок, потому что, если мы уедем, то потеряем деньги, – там было какое-то правило у профсоюза музыкантов, чтобы заставить хозяев клуба платить, поэтому мы остались и послали запрос в профсоюз. (Года через три деньги нам собрали.) Так что пришлось торчать в Лос-Анджелесе до конца мая.

«Велветы» жили в «Замке», а кое-кто из наших остановился в мотеле «Тропикана» на бульваре Санта-Моника. «Замок» был большим каменным сооружением на Голливудских холмах с комнатами-темницами и прекрасным двором. Из «Замка» открывался отличный вид на Гриффин-парк и на весь Лос-Анджелес, а через дорогу находился особняк Фрэнка Ллойда Райта, в котором жил Бела Лугоши. В «Замке» останавливались многие рок-группы – только что Дилан выехал – и еще больше их здесь побывало потом до конца 60-х. Мы курсировали туда-обратно между нашим мотелем и «Замком». Делать там особо было нечего, не то что в Нью-Йорке, поэтому мы рвались домой. В то же время Билл Грэм звал нас в Сан-Франциско сыграть в «Филлморе» вместе с Jefferson Airplane, он был тогда их менеджером (Грейс Слик еще с ними не пела, была другая девушка по имени Сигни), но Лу сказал, что «аэропланов» терпеть не может и никогда, никогда играть с ними вместе не станет. (Месяцем раньше в «Доме», когда Дэнни Филдс ставил раннюю запись «аэропланов», пока у «велветов» была передышка, Лу просто бесился. Дэнни обвинял его в зависти, но Лу отнекивался, утверждая, что просто музыку их ненавидит.)

Мы не раз говорили Биллу Грэму, что ехать не хотим, что ждем не дождемся, когда же вернемся в Нью-Йорк, и было ради чего: там в журналах вышли большие заметки о новой музыкальной сцене, где упоминалась The Velvet Underground, и было глупо сидеть тут, когда можно участвовать во всем лично.

***

Пока мы торчали в «Замке», в галерее «Ферус» на бульваре Ла Сьенега открылась моя выставка «Серебряные подушки» – подушки эти были заполнены гелием и дрейфовали на разной высоте по всему залу, а в углу стоял баллон с газом. Я бы предпочел, чтобы подушки перемещались отдельно друг от друга и ровно между потолком и полом, но вместо этого они сбивались в одну кучу, а некоторые так вообще валялись на полу – гелий из них, что ли, вышел. Мы полдня провели, привязывая к подушкам грузила, чтобы они двигались, перемещались, стукались друг о друга, но нам никак не удавалось заставить их спокойно парить в центре, вечно какая-нибудь выбивалась и начинала цепную реакцию. На одной стене висела моя большая фотография в черно-серебряных тонах, а на другой – черно-белый кадр, как одна из подушек выплывает из окна нашей «Фабрики» в открытый Нью-Йорк.

***

Билл Грэм все еще был за то, чтобы привезти нас в Сан-Франциско в конце месяца, даже приехал в Лос-Анджелес нас уговаривать.

– Много я вам не заплачу, но я верю в идеалы, которые вы воплощаете, – со значением произнес он, оглядывая нас всех.

В конце концов Пол сдался и пообещал, что мы поедем, но стоило Грэму уйти, все напустились на манеру речи ребят с Западного побережья – мы к такому подходу не привыкли.

– Он серьезно? – смеялся Пол. – Правда думает, что мы верим во все это? Какие еще «идеалы»?

В этом нас многие неправильно понимали. Рассчитывали на то, что мы серьезно ко всему относимся, а этого не было – мы же не интеллектуалы.

***

Пол обвинял ЛСД в кризисе юмора в 60-х. Он говорил, что единственным, кого из-за ЛСД чувство юмора не покинуло, был сам Тимоти Лири.