Пора меж волка и собаки

Стефан Баторий короновался в Кракове на следующий день после свадьбы с Анной Ягеллонкой. Короновался и начал собирать войска для похода в Ливонию. А пока подходили дружины, братья иезуиты, Роллановы братья, выискивали, вынюхивали измену, и на костер.

Послы нового Польского короля поскакали в Москву, повезли письмо государю Руси, о том, что бы жить в вечном мире и что войско Стефана выступает ему на подмогу в Ливонские земли. А еще просил Баторий дать его послам опасную грамоту, дабы на всех землях подлунных, во всех Вселенных уделах, был свободный проезд и проход. За Ивана ответила Удельная дума.

– Мы удивились, что господарь ваш не называет нашего господаря царем и великим князем смоленским и полоцким и отчину нашего господаря, землю Лифляндскую, написал в своем титуле, – писал в ответ думный дьяк, – Господарь ваш пришел на королевство Польское с небольшого места, с воеводства Седмиградского, которое подчинено было Угорскому государству; а нашего государя все его братья, великие господари, главные на своих королевствах, называют царем: так вам бы, паны, пригоже было советовать Стефану-королю, чтоб вперед таких дел не начинал, которые к разлитию крови приводят.

Послов не позвали обедать за то, что они не объявили, на вопрос бояр, о родстве Батория, но опасную грамоту дали. Иван же приказал Бельскому в Ливонии непокорные крепости жечь. На замечание Богдана, что король Речи Посполитой идет к ним с подмогой по доброй воле, Иван повелел послать в Краков еще одно письмо.

– Мы с божиею волею отчину свою, Лифляндскую землю, очистили, и ты бы свою досаду отложил. Тебе было в Лифляндскую землю вступаться непригоже, потому что тебя взяли с Седмиградского княжества на Корону Польскую и на Великое княжество Литовское, а не на Лифляндскую землю. О Лифляндской земле с Польшею и Литвою что велось, то делалось до тебя: и тебе было тех дел, которые делались до тебя, перед себя брать непригоже. От нашего похода в Лифляндскую землю наша опасная грамота не порушилась. Неприязни мы тебе никакой не оказали, искали мы своего, а не твоего, Литовского Великого княжества и литовских людей ничем не зацепили. Так ты бы кручину и досаду отложил и послов своих отправлял к нам, не мешкая.

Новое посольство, опять било челом, Иван Васильевичу от имени короля Польского, что затягивать с решением Ливонского вопроса не гоже, и что уже король Мангус начал смотреть в сторону шведов, опасаясь бунтовщиков и изменщиков. Иван уперся в свое.

– Это князья Гедиминовичи, – говорил он, – Были славные великие государи, наши братья, во всей вселенной ведомые, и по коленству нам братья, поэтому Корона Польская и Великое княжество Литовское – наши вотчины, ибо этого княжеского рода не осталось никого, а сестра королевская государству не отчич. Князья и короли польские были в равенстве, в дружбе и любви с князьями Галицкими и другими в украйне, о Седмиградском же государстве нигде не слыхали. Государю вашему, Стефану, в равном братстве с нами быть непригоже, а захочет с нами братства и любви, так он бы нам почет оказал.

– Царь Давид тоже из пастушьего племени был, – вдруг зло шепнула ему в ухо Малка, – Вы ж его по новой вере высоко вознесли. Даже рода свои от колена его Давидова выводите.

– Давида-царя бог избрал, а не люди. Слышите Соломона, духом святым глаголющего: «Горе дому, им же жена обладает, и горе граду, им же мнози обладают», – вслух возразил ей Иван, чем нимало озадачил и послов и ближних бояр своих. Отмахнулся от нее, как от мухи, и приказал писать, – Тебе, соседу, а не брату нашему, Стефану королю в нашей отчине, Лифляндской и Курляндской земле, в наши города, мызы, пристанища морские, острова и во всякие угодья не вступаться, не воевать, городов не заседать, новых городов не ставить, из Лифляндии и Курляндии людей и городов к себе не принимать.

Малка плюнула зло, круто повернулась и вышла в дверь за троном. Тихо свистнула. Рядом, как будто из стены, вышла серая тень.

– Летите к Баторию. Пусть двигает рати в Ливонию. Настал его час, – остановила за плечо пропадавшую тень, – Там при нем кто?

– Там при нем люди Роллановы, братья ордена Святого Иисуса, – шепнул ветерок.

– Пусть и нашему обормоту пришлют, кого поумней. Мне он поперек горла с гонором своим.

– Все исполним госпожа. Будет ему советник и собеседник, – тень пропала.

Рати Батория вступили в Ливонию. А Малка наведалась к его сестре в неприступный замок над отвесной пропастью среди заснеженных пиков Словакии. Чем-то он напомнил ей замок Дракулы, где она была в незапамятные годы. Шагнув во Врата ведунья очутилась прямо в конюшне, откуда дверь вела на широкий замковый двор. Первый кого она окликнула, спросить про хозяйку, оказался бледный высокий человек, одетый во все черное и закутанный в широкополый плащ.

– Ба, какая встреча, – выдохнула Малка, – Сам граф Дракула собственной персоной. Какими судьбами?

– Я то тут почитай дома, – с интересом глядя на гостью, ответил Дракула, но взгляд его потеплел, он узнал Малку, – А вот Солнечная Дева здесь каким ветром?