Пора меж волка и собаки

В хвост ордынцам вцепились донцы. Назойливые как оводы в степи, они кусали отставших татар, выманивая их на себя. Когда же ордынцы, развернувшись, решили отогнать надоевших им степняков, на них навалился со всем конным дозором князь Хворостин. Кудеяр к тому времени уже подошел к Пахре, подтягивая за собой всю ханскую рать, и опешил, когда задние, у села Молоди ввязались в нешуточную рубку. Девлету пришлось, как той собаке, попытаться укусить себя за хвост, что бы сбросить князя Дмитрия, как репейник зацепившегося сзади. Тактика Воротынского, закрутить хана как собаку, ловящую свой хвост, оправдалась.

Рать Воротынского надоела хану окончательно, и он решил, развернув всю конную лаву смять ее и рассеять по буеракам и ерикам. Воевода же, ожидая именно этого, поставил гуляй-город меж Пахры и речки Рожай, прикрыв ему фланги, а сам бросил всех конных дружинников на изменных ногайцев Теребердея и конников Дивея. Конные дружины, поддерживаемые тяжелыми ливонскими рыцарями, сбили встречным боем татарскую лаву ордынцев, порубили охрану мурзы и самого ногайского воеводу. А казаки Ивана Шибаева, среди ордынцев известного как лихой рубака Темир Алалыкин, изрубив в жестокой сече трех братьев князей Ширинских с их ближней дружиной, взяли в полон астраханского царевича и большого мурзу Дивея. Скрутили их, и отошли под прикрытие стен табора.

Когда Девлет-Гирею доложили, что Дивей-Мансур в полоне, в гуляй-городе, он решил покончить с этим неуемным воеводой и его тележной крепостью навсегда, развязав себе руки для последнего броска на Москву. Он послал в бой всех. Конная лава налетела на стены табора. Налетела и откатилась ни с чем. Тогда в бой вступили янычары. Кажется, победа была близка, надо было только чуть-чуть нажать, и Девлет сделал то, что не должен был делать никогда. Он спешил своих ордынцев и кинул в помощь янычарам, уже доставшим рукой стены ненадежной обозной крепости. Вот этого момента и ждали воеводы Грозного.

Как только в небо взмыли сокола с привязанными к ним красными лентами, прямо в лоб нападавшим ударили все пушки, мортиры, пищали гуляй-города, до этого молчавшие. Опешившие крымцы замешкались на мгновение, но, собрав силы, ринулись в атаку. В это время и ударил им в тыл главный конный полк, стоявший в долине за лесочком. А когда ужаленные сзади ордынцы резко развернулись к конным дружинам, под бой барабанов из табора вышли стрельцы и ландскнехты, прикрытые казаками Хворостина. Это был разгром. Пешие ордынцы не умели рубиться супротив конных, стоя на земле, а более всего они не умели отбивать голой грудью свинцовых ос, вылетавших из мушкетов и пищалей. Ханское войско побежало. Девлет-Гирей, смотревший с холма на побоище, понял, что он бессилен, кивнул Кудеяру, мол, ты заманил, ты и прикрой, и повел оставшихся к переправам на Оке.

По дороге рыскавшие по бокам дозоры скрутили гонца из Москвы, выдернули у него из-за пазухи грамоту, принесли хану. Прочтя, что к Воротынскому в помощь идет сам Иван Грозный с новгородской ратью, хан приказал поворачивать коней на юг, в Крым.

С дороги отписал Ивану.

Гонцы принесли послание на Ярославово дворище, где сидел Иван, попивая новгородские меды и не собиравшийся ни на какую войну. Царь кивнул головой, мол, что встали, читайте.

– Мне ведомо, что у царя и великого князя земля велика и людей много: в длину земли его ход девять месяцев, а поперек – шесть, а мне не дает Казани и Астрахани! – гонец пытался читать медленно и внятно, – Если он мне города эти отдаст, то у него и кроме них еще много городов останется. Не даст Казани и Астрахани, то хотя бы дал одну Астрахань, потому что мне срам от турского султана. С царем и великим князем воюет, а ни Казани, ни Астрахани не возьмет и ничего с ним не сделает! Только царь даст мне Астрахань, и я до смерти на его землю ходить не стану…

– Хватит, – оборвал Иван, – Ясно все. Ответь так, – он задумался. Наклонил голову набок и, прислушиваясь к себе, внятно продиктовал, – Теперь против нас одна сабля – Крым, а тогда Казань будет вторая сабля, Астрахань – третья, ногаи – четвертая. Гонца одарить. Хану крымскому ни даров, ни подарков не шлю! И впредь слышать о нем не желаю! Все! Что такое Крым! Пшик!!!

Государь приказал грузить подводы. Пора домой в Москву. Опричники и дворовые людишки споро начали грузить все, что до того было свалено в глубокие подвалы Ярославова городища от набегов поглубже, от хищных рук подальше, от завидущих глаз потемнее. Через пару дней, прибежал Собакин дьяк, мол, подвод не хватает. Малюта пожал плечами, приказал забрать с Жидовской слободы и с торгового конца. Еще через день, дьяк, опять просил подвод.

– Да что ж у тебя золото в подвалах пухнет, что ли?! Ведь две сотни подвод было, да я тебе еще сотню отрядил – удивился Малюта, – Возьми у бояр с подворий. Обойдутся брюхатые и без подвод, – однако на следующее утро вышел посмотреть.