Пора меж волка и собаки

– Так пишите, – в голосе государя зазвенел металл, которого не слышали с тех пор, как отлучалась Малка, – Пишите крымскому хану. Ты в своей грамоте писал к нам, что в твоих глазах казны и богатства праху уподобились, и нам вопреки твоей грамоте как можно посылать такие великие запросы? Что у нас случилось, двести рублей, то мы и посылаем к тебе, – он сорвал кошель с пояса Малюты, швырнул Щелкалову, – Отправь в Крым. Гонца послать немедля!

– Прикажи пусть доносы от лазутчиков из Крыма прочтут, – раздался долгожданный шепот.

– И что нам из Крыма наши люди доносят? – повернулся Иван к Грязному.

– Крымский хан до того уверен в своей победе, что заранее разделил Русскую землю между своими мурзами, – отвечал Василий, как будто все это время ждал именно этого вопроса, – Он даже расписал всю Русскую землю, кому что дать, как при Батые. При Девлет-Гирее несколько знатных турок, присланных султаном Селимом по просьбе хана, которые должны наблюдать за этим, – он глянул в какую-то запись, – Хан похвалялся перед турецким султаном, что он возьмет всю Русскую землю в течение года. Вас, государь, пленником уведет в Крым и отдаст своим мурзам всю Русскую землю.

– Будем встречать гостей пирогами, – ледяным тоном сказал Иван, – Все вон! Позвать ко мне князя Воротынского!

– Здрав буде князь. Проходи. Садись сегодня тебе Рюриковичу решать с кем ты из рода нашего?

– Здрав буде государь. Тебе ль не знать, что мы Воротынские уже давно на своих землях сидим в Воротыни и с Московскими царями в дружбе и любви, так же как и Острожские Рюриковичи, что в Богемии братьев странноприимцев на землях своих приютили, – с достоинством отвечал Михаил.

– Не о том я. С кем ты из Московских Рюриковичей? Со мной или с Георгием?

– Для меня един государь. Мономахович тот, кого Царьград признал. Это ты. И с тобой я буду Орду на место ставить, – прямо ответил владетель Воротыни.

– Тогда за дело. Ждем Девлета с Кудеяром. Надо встретить дорогих гостей, так, чтобы неповадно было к нам в двери стучать.

Две головы склонились над столом. Третья огненно-рыжая смотрела со стороны. Утром гонцы несли указы и грамоты в разные концы. Князьям и детям боярским, и немцам, и стрельцам, и казакам, и всяким людям, кому надо было в полках быть. Полетел гонец на Вятку, повез наказ вятичам, на стругах и стружках юрких идти к Калуге и стоять там в дозоре. Для усиления же их, приставить к ним казаков полян с пищалями. Два пути просчитал воевода Михаил, когда крымцы пойдут. Коли пойдут с Кудеяром на прямое дело на Москву, то полкам надо так стоять, а коли просто пойдут в лихой набег, за призами, чтобы войну распустить, то другое дело. Если с Кудеяром пойдут, то перейдут крымцы Оку и потекут на Болхов старою дорогой, тогда воеводам надо поспешать к Жиздре реке. Да по тем воротам, засекам, по лесам по обе стороны у реки стать с пищалями и с луками, и встретить врага на перелазах. Если ж ордынцы просто пришли в набег, украинные земли пограбить, то бить их летучими отрядами, да добавить к тем отрядам ливонские конные дружины. Особо наказали, что бы в рыцарские дружины поставили ратных людей из опричников, а те смотрели за тем, чтобы ссор не было у ливонцев с местным народом.

К лету все было готово к приходу ордынцев. Полки Воротынского встали по засечной черте на Оке у Серпухова. Государь собрал все, что осталось на Москве, загрузил на подводы и отправил под охраной опричников в Новгород на Ярославово дворище. Дожидались только степняков, что ушли в Дикое поле в дозоры. Вскоре со стороны степи показались сотни донских казаков с атаманом своим Мишкой Черкашениным. Да неожиданно подошла со стороны Москвы тяжелая пехота ландскнехтов, посланная в помощь войску самим Иваном Грозным, снявшим их с охраны казны.

Казаки принесли новость Девлет-Гирей, идет на Москву с Кудеяром, затеяли прямое дело, всю Русь под себя подмять. Воевода поставил у Серпухова гуляй-город. Говорят, так когда-то чашники воевали. Ставили табор в круг, цепями скрепляли, а поверх телег щиты деревянные. Потому, мол, их таборитами и звали.

Отколь Воротынский эту хитрость узнал, он никому не рассказывал. Потом у иконы Богородицы трехпудовую свечу поставил. В таборе засели стрельцы, да пищальники, да пушек поставили, сколь могли уместить.

Передовые разъезды ордынцев под командой Теребердей-мурзы ночью подошли к Оке и тайно двинули на броды. Застава у бродов билась отчаянно, но против отборных татар была бессильна. Днем мурза уже перерезал дороги к Москве. У Дракина брода Дивей-мурза схлестнулся с Одоевским и, сбив его заслон, устремился тоже к Москве. Вот тогда в бок им ударили пушки гуляй-города. Ордынцы огрызнулись, но впереди манила Москва, и они с каким ты вывертом отошли к Пахре, и пошли вдоль нее. Кудеяр гнал своих волжских казаков туда к Сенькину броду, где они уже перебирались к слободам в прошлый раз.