Тесею ничего не стоило изображать из себя долгожданного сына и наследника престола. И не просто наследника, а того, кому гарантированно перейдет престол. В Афинах мы живем особняком, сами по себе, и не слышали сказаний о Тесее, хотя и знали, что он друг Геракла и прибывший с ним юноша, Ипполит, – сын царицы амазонок. С последним тоже какая-то темная история. Я попытался разглядеть в Ипполите лучшее, ведь мальчик не в ответе за деяния отца. Обращался к нему пару раз, призывая поучаствовать в организованных для молодежи дебатах. Но, угрюмый и спесивый, Ипполит ясно дал понять, что радость ему приносит лишь верховая езда, и, поскольку мои дни на лошади остались в далеком прошлом, обсуждать нам больше было нечего.
Не знаю, как Тесей объяснил Эгею то, что, повзрослев, не предстал перед ним во дворце, а столько лет бродил по свету. Меня этот момент сильно смущает. Моя вина, что я не стал деликатничать в этом вопросе, а прямо высказал свои сомнения. Возможно, с годами поглупел не только Эгей.
Так или иначе, но Эгей признал Тесея. И тот, став принцем, перво-наперво вознамерился перестать платить дань. Это его решение я принял близко к сердцу, поскольку много лет назад сам лично обговаривал детали трибутской системы с Миносом. Миносом, который по-прежнему царит на Крите. Его советники не обладают такими широкими полномочиями, какими меня наделил Эгей. Однако, заимев от своей жены троих, а то и четверых детей, Минос в итоге оказался в одинаковом с Эгеем положении: без наследника – и нашел выход в том, чтобы принять под свое крыло кукушонка Тесея в качестве мужа единственной оставшейся в живых дочери. Вот так перевернулся мир, просто встал с ног на голову.
Но это я забежал вперед. Как я уже сказал, для начала Тесей решил упразднить систему дани, и Эгей поддержал его план, позабыв о тех холодных зимних днях, когда годы назад афиняне умирали из-за недостатка пищи и топлива. Кутаясь в протертые до дыр меха, мы с Эгеем отправились на Крит, чтобы заключить с Миносом соглашение. Минос предоставлял нам деньги, а мы взамен – девушек и юношей, для которых нет работы в Афинах и которые в случае надобности смогут поднять на Крите мятеж. Минос мне понравился. Перед нашим уходом он отвел меня в сторону.
– Послушай, Трифон, – сказал он мне с улыбкой, по его мнению, дружелюбной, а на самом деле напоминавшей оскал, – при моем дворе всегда найдется место для таких амбициозных молодых мужчин, как ты. – Это, конечно, неприкрытая лесть. Я и тогда уже был немолод.
– Благодарю вас, ваше величество, но я храню верность своему царю, – ответил я что-то в этом духе. В Кносском дворце я выглядел не лучшим образом, но дома, в Афинах, где этого не видел Эгей, носил роскошные и дорогие одежды. От зоркого взгляда Миноса на Крите спрятаться будет негде.
Как бы то ни было, Эгей умолчал обо всем этом, когда Тесей вызвался занять место одного из трибутов. Он был среди них как гнойный палец на руке, от которого страдала вся пятерня. Я бы придумал план получше, но зачем? Я бы послал на Крит юного Ипполита. Пусть рука у него не так тверда и опыта меньше, но боец он хороший. А не вернись он, Тесей заделал бы другого наследника, без – как бы это сказать помягче – недостатков нынешнего. Но моего мнения не спрашивали. Тесей отбыл сам.
И тут я совершил вторую ошибку. Мне не нужно было видеть паруса корабля, чтобы знать, как развернулись события на Крите. У меня свои информаторы. По причине этого я знал, что Тесей победил Минотавра, заткнул за пояс Миноса и возвращался в Афины с критской принцессой под мышкой (хотя тут полученная мной информация была сумбурной, и какое-то время я думал, что Тесей умудрился увезти не одну, а обеих сестер, что все равно не повредило бы его репутации в глазах отца). Но я не хотел, чтобы Эгей знал, какими источниками на Крите я располагаю, поэтому придержал сведения. И в результате услышал, что Эгей бросился со скалы и разбился насмерть, поверив в смерть Тесея.
Говорят, старые мужчины уподобляются старым женщинам, в то время как старые женщины просто становятся старухами. В моем случае это чистая правда. Я заливался слезами из-за мерзавца Эгея, хотя, Зевс знает, Эгей не проронил бы из-за меня ни слезинки. Но хоть кто-то о нем поплачет. Колдунья вряд ли потеряет сон из-за случившегося, а уж Тесей с Ипполитом – и подавно.