Я оказалась единственной женщиной в зале и чувствовала себя слабой и беззащитной. Но неожиданно Ипполит всколыхнул мою кровь, наполнил каждую клеточку тела энергией. Перед внутренним взором до сих пор стоит и терзает меня взгляд его ярко-синих глаз. Сказанные им слова крутятся в голове, не давая покоя разуму. Вечером я уснула с мыслями об Ипполите, и он приснился мне – не мужчина, кентавр, с торсом, переходящим в коня, которым он столь умело управлял.
– Он твой пасынок, – напомнила я себе, пробудившись. – Он сын Тесея, его радость и гордость.
Но я помнила, как он смотрел на меня, как бросал вызов своими лазурными глазами. Грозный и разгневанный, похожий на отца и отличный от него, истинный сын моря. Теперь он и мой сын, в то время как всего на пару лет младше меня.
Снизу раздались голоса переговаривающихся друг с другом женщин. Я выглянула в окно, но омытый лунным светом двор оказался пуст. Вернувшись в постель, я думала, что больше не услышу голосов, но шум не прекратился. Я сосредоточилась, попыталась вычленить из общей какофонии звуков хотя бы один голос и чем дольше прислушивалась, тем больше слов разбирала.
Услышав про последнего мужчину, я встрепенулась. Неужели есть и такие? Укутавшись в одеяло, я продолжала слушать наставления женщин друг другу. Некоторые плакали, не в силах говорить.
Я подтянула колени к подбородку и впервые после приезда в Афины вспомнила о трибутке, которой помогла вывести афинян из лабиринта. Так вот что она пыталась объяснить мне при нашем разговоре. Это удел обычных женщин, служанок. Они вынуждены убираться в комнатах мужчин и делать невообразимые вещи. Я сидела в кровати, слушая женщин, и только сейчас осознавала, что их участь гораздо хуже моей. К счастью, Тесей решил, что я его жена только на словах. Но зачем же он тогда привез меня сюда издалека, если не намеревался использовать так, как обычно это делают мужчины? Мне вспомнились крепкие мужчины в обеденном зале. Кто из них любит бить, а кто – быть побитым? И лучше ли оказаться со вторым? Пусть с кнутом ты останешься без синяков, но говорившая женщина права.
Ты все равно безвластна.
Я накрылась одеялом с головой, но отгородиться от голосов не удалось. Сведения эти, полезные им и помогавшие унять боль, ложились на мои плечи непосильным грузом, сминали меня. Я не вынесу столько чужой боли. Мне бы вынести свою.
Голоса звучали до самого рассвета, а потом потихоньку затихли. Почти проваливаясь в сон, я провела рукой по щеке и поняла, что мое лицо залито слезами. Говоривших я не знала, но они стали мне почти сестрами. Я разделила с ними их самые жуткие ночи и наутро проснулась намного мудрее.
Утром я поднялась и оделась. Служанка еще спала, и, предоставленная самой себе, я выскользнула из дворца и направилась к берегу моря. Мне хотелось выяснить, увижу ли я отсюда Крит – пусть даже крошечной точкой на горизонте. Нет, кругом одни только волны, с силой обрушивающиеся на берег.
– Эти воды вероломны. Надеюсь, ты не решила искупаться.
Вздрогнув, я повернулась и увидела за спиной не кого иного, как Ипполита. Уголок его губ изгибался в насмешливой улыбке. Свободно подпоясанная туника открывала взгляду мускулистый торс. Его кожа сияла золотом, словно он был сыном самого бога солнца. Столь явно обнаженное мужское тело я видела лишь на фресках. Вспомнился сон, где ровно в этом месте на торсе Ипполита его кожа переходила в шкуру коня, и я судорожно сглотнула. Я подумывала о том, чтобы искупаться и смыть морской водой с кожи грязь, но я ни за что не признаюсь в этом Ипполиту.
– Не вероломно ли называть их такими? Ведь ты потомок Посейдона? – спросила я, желая и ему мягко напомнить об обязанностях по отношению к богам, и свои мысли направить в более подобающее русло. Нельзя забывать о богах. Ипполит – мой пасынок, пусть это родство и кажется неподходящим и неподобающим, как мужская туника на хрупких женских плечах.
– Я говорил тебе, что поклоняюсь Артемиде. – Он высоко вскинул голову, его ноздри раздулись.
На секунду прикрыв глаза, я спокойно сказала:
– Я чту всех богов, особенно тех, от кого происхожу: бога солнца Гелиоса и…