– Ты знал, что Миноса зовут царем чести и справедливости? – проигнорировал мое высказывание Критон. – Он известен как справедливый и беспристрастный судья.
– И что с того? – грубовато спросил я.
– У Тесея нет такой репутации. Но, я уверен, заслужить ее он желает. Ты считаешь меня неопытным в судопроизводстве, Трифон, но я уже десять лет разбираю дела перед афинскими царями.
– Ну вот ты снова. – Я понизил голос, поскольку мы достигли коридора, ведущего в покои Федры. – Ты выступаешь не перед царем, а на суде присяжных.
– Перед царем или нет, никому не понравится, если к вердикту его будут подталкивать насильно, – отозвался Критон, опустив голову, чтобы не удариться о балку. Мне не пришлось пригибаться, что не прибавило хорошего настроения. – К правильному вердикту нужно подводить бережно и осторожно, чтобы каждый из присяжных верил: он сам к нему пришел. Аргументы у нас слабенькие, но с должной осторожностью мы подведем присяжных к нужному нам вердикту.
– Надеюсь, ты прав.
Мы постучали в дверь принцессы. Она отворила ее сама, с молочно-белым лицом. Я взял ее за руку.
– Моя дорогая, – сказал мягко, – сегодня вы прошли суровое испытание. Самое худшее позади.
– Это не совсем так, – возразил Критон привычно тягучим голосом. – Ее могут подвергнуть перекрестному допросу. Замалчивать это не имеет смысла, – добавил он, встретив мой сердитый взгляд. – Если ее не подготовить, она растеряется и спутается.
– Нам стоит войти внутрь, а не обсуждать это на пороге, – поспешно заметил я.
Только войдя в главную комнату, я вспомнил, что у так называемой царицы в распоряжении лишь два кресла. Критон занял одно, и я бы с радостью занял второе, но отказался от этой мысли, посмотрев в бескровное лицо Федры. Я усадил ее в кресло, и она не противилась. Дурной знак.
– Ваше величество, вы ели? – спросил я.
Она покачала головой.
– Кандакия готовит для меня критские деликатесы, но мне кусок в горло не лезет.
При воспоминании о критских сладостях меня передернуло.
– Хотите, я велю своему слуге принести вам йогурт или мед? После тягот порой лучшая пища – скромная еда.
Глаза Федры выдавали, что мое предложение соблазнительно, но она вновь отрицательно покачала головой.
– Мне не хотелось бы обижать Кандакию.
– И не стоит. Завтра она даст показания в вашу пользу, – заметил Критон, наклонился вперед и потер ладони. Будничные хлопоты его утомляли, и он предпочел бы приступить к обсуждению дела.
– Это обязательно? – спросила Федра. – Кандакия – просто служанка. Она много лет служила моей матери. Ей будет неловко выступать перед таким количеством мужчин.
– Я не вижу иного способа выиграть наше дело, – ответил Критон, откинувшись на спинку кресла и закинув ногу на ногу.
На лице Федры отразилось отвращение, однако она быстро совладала с собой.
– Я чувствую себя обязанной ей. Кандакия здесь исключительно из-за меня. Я против того, чтобы она давала показания.
– Уверен, на суде ей не будет так тяжко, как вам, – вмешался я. – Она всего лишь расскажет об увиденном. Переживать случившееся заново ей не придется.
Федра по-прежнему выглядела неубежденной. Мы с Критоном вдвоем доказывали ей, насколько важно выступление служанки для нашего дела, и в конечном итоге она согласно кивнула.
– Вам нужно подготовить ее? – спросила принцесса Критона.
– Нужно. Но мы можем сделать это завтра утром. Судебное заседание начнется не раньше полудня.
– Молодое племя будет в восторге, – мрачно заметил я. – Юнцы любят поспать.
– Как и я, – отозвался Критон, встал и потянулся. – А вам, госпожа, требуется больше сна, чем кому-либо из нас. Прошу вас, выспитесь хорошенько. Я понимаю, для вас происходящее – жуткое испытание, но вы еще очень юны. Сон в вашем возрасте исцеляет многие раны.
Мне к этому нечего было добавить, поэтому я сжал ее ладошки в своих руках и тихо произнес:
– Осталось совсем чуть-чуть.
Покинув покои Федры, я пошел в свои комнаты – провести очередную ночь без сна, что свойственно пожилым людям.
Федра
После ухода Критона и Трифона я ходила по главной комнате из угла в угол. В голове эхом звучали крики друзей Ипполита, называвших меня ужасными, неслыханными словами. Как мама выживала все эти годы, обвиняемая в подобном же, если не хуже? Казалось, я больше и дня не выдержу в этом дворце.
И привлекать к судебному процессу Кандакию бесчеловечно. Легко Трифону и Критону рассуждать о речи служанки на суде. Они видные мужи мира, привыкшие выступать на общегражданских собраниях. Кандакия же – обычная женщина. Я должна была оградить ее от этого. Никудышная я царица.
Досадуя на себя, ругая за малодушие, я услышала стук в дверь. Ожидая увидеть вернувшегося Трифона, приняла благожелательное выражение лица и отворила дверь. Скорее всего, Трифон тоже недоволен работой Критона и пришел обсудить ее со мной наедине. Но, к моему безграничному удивлению, на пороге стоял Тесей.