Отсутствие выбора. Он говорил об этом красивыми словами, тоном, так напоминающим мольбу и будящим страстную потребность пойти ей навстречу, чтобы только растворилась без следа эта страстная мука из его взгляда и голоса, но это никак не меняло того факта, что никакого другого пути, кроме как исполнить рано или поздно так или иначе все его просьбы, у меня нет.
— Твой зверь, — напомнила я предводителю, что продолжал вглядываться в мое лицо, как если бы мог так читать мои мысли.
Хотя отчасти, наверное, мог. Он — глава своего народа, умный, сильный и гораздо менее простодушный и прямолинейный, нежели мне виделось поначалу, а еще он взрослый мужчина, у которого более чем достаточно опыта с женщинами, а я против него бестолковая девчонка, чьи чувства и способы на них влиять для него как раскрытая книга. У меня нет никакого шанса устоять перед тем, чтобы утонуть в нем однажды, и ему это прекрасно известно. Все, что и остается за мной в этой ситуации, — это либо принять все добровольно и ни о чем уже тогда не сожалеть впредь, либо навсегда застыть в состоянии принужденной пленницы, не позволяя себе никогда забыть об этом.
Бора нахмурился, как человек, спрашивающий себя, что не так, но потом сразу кивнул и, поднявшись, отошел к стене.
— Жена моя, ты должна помнить все время, каждую секунду, что зверь не враг тебе, не угроза, он твой защитник, и пусть способен нести мгновенную смерть и повелевать себе подобными, но власть над ним вся у тебя. Понимаешь меня? — спросил он, опуская голову, и все мышцы на его обнаженном теле напряглись, вздулись, как собираясь прорвать гладкую кожу.
Вцепившись руками в покрывало под собой, я громко сглотнула, хоть как-то усмиряя страх, и кивнула.
— Скажи это вслух, чтобы и сама ты это слышала, и я, — потребовал супруг огрубевшим голосом.
— Я понимаю, что твой зверь не враг мне, — сипло от борьбы со своими эмоциями пробормотала я.
— А веришь ли в это?
Вот тут явно нужного ему ответа у меня не было, и промолчала, вызвав очередной опечаленный вздох у Бора.
— В этот раз я обернусь быстро, как тогда во дворе, ибо медленный оборот способен испугать и оттолкнуть тебя, — произнес предводитель, и уголок его рта дернулся, как от предчувствия чего-то неприятного.
— Постой! — вскинулась я. — А для тебя есть разница, быстро или медленно?
— Есть, — сдержанно кивнул Бора, — но сейчас это не имеет значения.
— И все же! — настояла я.
— Быстрый оборот — неприятный, болезненный, — дернул плечом мой муж, — он хорош в случае срочной необходимости, опасности или приключается в гневе, охотничьем азарте. В единый миг тебя как на части разрывает, а потом они сходятся жестко заново. А медленный… это как вплыть в иное тело, погружению в теплую купель подобно, чувствуешь все постепенно, предвкушаешь…
— Приятно? — спросила, закусив краешек нижней губы и ловя волны глубинных колебаний, вызванных тем, как Бора произносил все, чуть прикрыв глаза, словно и действительно предвкушал нечто великолепное… ну или совершенно естественное, отнюдь не отталкивающее превращение в чудовище, каким все еще мнилось мне.
Он лишь кивнул на мой вопрос, и я решилась.
— Не нужно быстро. — Мысль о его боли в угоду моим нервам и страхам отвратительна, и едва ли что-либо способно перекрыть это. — Сделай так, как лучше для тебя.
— Ликоли… — начал возражать предводитель, но я остановила его жестом.
— Каким бы ни был сам процесс, мой страх уже есть, исчезнуть он не может просто так, не добавляй к нему еще и чувство вины, — твердо сказала я.
— Я тебе говорил прежде и повторю — ни в чем и никогда своей вины не ищи! — строго указал мне Бора и взмахом руки дал понять, что разговоры окончены.
И да, картину переворота очень-очень сложно было назвать красивой, скорее уж, шокирующей, ужасающей. Поверхность тела Бора охватило какое-то подобие странного дрожащего марева, а может, это так затряслись его мощные мускулы, создавая видения оплывающего, стремительно меняющего очертания тела, черты лица искажались, суставы щелкали, кости трещали, а на поверхность стала пробиваться белоснежная шерсть. В какой-то момент облик этого уже не человека, но еще и не зверя был настолько противоестественен, что от панического бегства меня… нас спасло лишь одно: я уставилась в глаза Бора, которых он не сводил с меня. Там был все тот же он, не монстр, а мужчина, что заботился, окружал лаской и нуждался в ответной. Но, несмотря на то что удалось зацепиться за этот островок здравомыслия, меня все равно трясло, холодный пот обильно выступил повсюду, будто я бежала до изнеможения, резкое дыхание высушило язык и горло, а сердце разбивалось внутри, как камень в пустой железной бочке, отдаваясь грохотом в висках и ушах.