Порченый подарок

— Да нет же, Греймунна! — порывисто обернувшись, Бора схватил меня за плечи, не отпуская, когда рванулась отшатнуться. — Это не насилие, он просто позвал тебя, просил принять его метку, и ты была согласна!

— Да я как в дурмане пребывала! — выкрикнула, безуспешно пытаясь оттолкнуть его руки. — Это нечестно. И какая, к шарааку, метка, если он… он собирался… Даже произносить такого не хочу!

— Не он, жена моя! Это был я, я, все время я, понимаешь? И не дурман это, просто твоя душа отвечала, принимала.

— Принимала что? То, что он… ты хотел…

— Укусить! — рявкнул Бора. — Только укусить и поставить на тебе метку, а весь этот, как ты называешь, дурман лишь для того, чтобы ты испытала при этом лишь сладость и никакой боли! А то, что тебе померещилось… неужто мои слова так мало значат для тебя, что ты нисколько мне не доверяешь? Ты же видела, что я горел от желания к тебе и до оборота, куда же это могло деваться после него?

Это его объяснение было, само собой, дикостью, я не хочу, чтобы меня кусали, тем более такими жуткими зубищами, но все же, если ему верить, то все выглядело не таким, каким увиделось мне. Моя юбка задралась от того, что он терся об меня, это ведь могло случиться целенаправленно, и Бора действительно был тверд и до переворота, и меня это смущало и завораживало, но не отвращало же. Однако просто так взять и отпустить пока самые худшие посетившие видения не выходило. Я, похоже, порочна гораздо больше, чем за собой подозревала, если первым делом подумала именно о столь противоестественном развитии событий, тогда как…

— Не хочу метку, — упрямо пробормотала я, чувствуя, что смущена и окончательно запуталась. — Я никак не могу хотеть ее и того, чтобы ты кусал меня этими клыками! Пресветлая, ты их видел?

Ну конечно же Бора был в курсе того, каким убийственным арсеналом оснащен.

— Ты ее хотела и была к ней почти готова, — со вздохом ответил предводитель, — но все же я извиняюсь за то, что не подумал обсудить с тобой сначала. Я все время так ослеплен твоей близостью, что забываю — ты не из моего народа и не можешь знать того, что для других очевидно и естественно с малых лет.

— Очевидно, что каждая женщина однажды должна быть отмечена, по сути, заклеймена… — Как животное, едва не вырвалось у меня. — Как чья-то собственность?

— Как чья-то величайшая ценность, Ликоли. — Бора мягко привлек меня к своей груди и снова протяжно и шумно вздохнул, и показалось, что в его глазах отразилась безмерная усталость. Что-то я все чаще замечаю именно ее в нем. — Метка говорит всем и каждому — кто придет и разорвет в клочья любого, кто посмеет обидеть или позариться на женщину, носящую ее.

— То есть не важно, хочу я ее или нет, пока нахожусь в здравом рассудке, не под воздействием этого…мх-х-хм-м… Зова, все равно она должна быть?

— Ты ее хочешь. — Судя по всему, спорить на эту тему с моим мужем не имеет смысла.

— Прямо сейчас абсолютно точно нет.

— Поживем пока и без нее, — пожал широкими плечами Бора и, заглянув мне в лицо, улыбнулся, вот только в голубых глазах скрывалась грусть.

— И зверя своего ты мне тоже показывать не будешь? — Странная тяжесть поселилась внутри от этой мысли.

— Если выпущу его, ничего не смогу поделать с тем, что он опять станет звать тебя. С этим не совладать ни волей, ни разумом — это в самой природе нашей.

— Я не готова к такому! — выпалила я, и предводитель медленно кивнул, соглашаясь.

— Подождем, когда будешь готова. — И снова эта неправильная улыбка, призванная показать мне, что все хорошо, но от нее в груди стынет. — У нас вся жизнь впереди, Ликоли. 

ГЛАВА 24

В рубахе и штанах, но с босыми ступнями, что непонятным образом притягивали мой взгляд никак не меньше, чем все остальное его совершенное тело, Бора забрался на постель и протянул ко мне руку.

— Иди-ка сюда, жена моя, — позвал он, глядя с теплотой, но без всякого требования.