Порченый подарок

— Понимаешь ли, Ликоли, у моего народа есть множество поверий, которые утверждают, что наша богиня Иласки ни за что не накажет ни женщину, ни мужчину страстью неодолимой силы, если взаимность в принципе невозможна. Влечение, влюбленность, обычное стремление к близости — это одно, а вот настоящая одержимость, притяжение, с которым нет и не может быть сил бороться, — совсем другое.

Я готова была возразить ему, у меня было множество доводов, но вдруг Бора настороженно уставился в сторону двери и предостерегающе поднял палец.

Из нашей спальни послышались тяжелые шаги, и кто-то крикнул, зовя предводителя, отчего я тут же прикрыв грудь, шмыгнула ему за спину.

— Не волнуйся, никто не войдет сюда, — бросил мой супруг и, опершись на край кадушки, просто перекинул свое тело наружу и быстро скрылся за дверью. Мужские голоса обменялись буквально парой невнятных фраз, и он вернулся, помрачневший и даже, я бы сказала, раздосадованный.

— Как же сейчас не время оставлять тебя, Ликоли, — проворчал он и оставил краткий поцелуй на моем плече, перегнувшись в ванну, что его рост позволял без труда. — Хотя это время никогда не наступит для меня.

— Ты уезжаешь?

— Да, но вернусь так быстро, как смогу.

Бора отошел в угол, взял на лавке кусок сложенной мягкой ткани и развернул его.

— Давай, жена, выбирайся из ванны. Ты совсем недавно болела, устала с дороги, да еще и пережила первую усладу своего тела. — От его последних слов меня кинуло в жар. — Так что я ни за что не оставлю тебя без присмотра в воде. Еще уснешь.

Я послушалась и, встав на скамеечку, присела на бортик, собираясь перекинуть ноги, но супруг накрыл мои плечи тканью и легко снял на пол.

— Ногам не холодно? — Нахмурив брови, он стал бережно обтирать меня с головы до ног. — Ткань не грубая? Здесь достаточно тепло?

У меня отчего-то защипало в носу и в глазах от того, с какой серьезностью он интересовался такими, по сути, мелочами. Так вел себя со мной в детстве лишь отец, вечно беспокоясь о сотнях вещей, частенько даже до невыносимой навязчивости. Конечно, всю жизнь меня окружали слуги, готовые угодить и тоже старающиеся обеспечить удобством и комфортом, но очень скоро я поняла, что они делают это исходя из своих рабочих обязанностей, а не по доброте душевной или из искренней привязанности ко мне.

И да, был момент, когда я им жестоко и беспочвенно мстила за это, ведя себя как настоящий невыносимый ребенок и подросток, защищенный от любого наказания положением от рождения. Надеюсь, они не ненавидят меня до сих пор за те выходки и гадкие поступки. А сейчас мне вдруг ужасно захотелось знать, почему Бора такой со мной. Что для него эта усердная забота обо мне? Какая-то блажь, некое выражение чрезвычайной ответственности, которую он проявлял по отношению ко всем, или же все по-настоящему? То есть он же мне не родной человек, чтобы относиться действительно с душой, но и ничем не принужден, не имеет выгоды, ему и милым или сколько-то вежливым быть со мной не обязательно, куда же я денусь, веди он себя хоть как. Так с чего все это?

— Ликоли! — окликнул он, сменив уже влажную простынь, которой вытирал меня, на сухую, и, укутав, поставил-таки на лавку. — Так и думал, что ты уже на ходу засыпаешь. Сосредоточься еще на секундочку и посмотри на меня.

Да я и так на него пялилась, мой стыд куда-то временно улетучился от вида его огромного, поблескивающего каплями воды тела. Бора подошел к печке, открыл дверцу и закинул туда несколько поленьев, которые лежали тут же рядом аккуратной стопкой.

— Это станет потихоньку тлеть до утра, и у тебя будет теплая вода, чтобы умыться. Но утром нужно будет еще положить дров, чтобы здесь все не выстывало. Если обещаешь мне, что сумеешь не обжечься и не занозить руки, делая это, то я не стану просить никого позаботиться о тепле, и никто не потревожит тебя в нашей спальне, пока сама не решишь ее покинуть.

— Бора, ну серьезно, я же не совсем неумеха и беспомощная! — вяло возмутилась я. — Могу делать все те же вещи, что и другие нормальные люди, и не разбиться или не искалечиться при этом! Или все дело в моем происхождении? Думаешь, я вообще не приспособлена к самым элементарным вещам и не способна на простейшую работу?

Муж вздохнул тяжело, приблизился, взял меня завернутую в ткань на руки и понес из ванной комнаты прямиком в кровать.

— Греймунна, я веду себя так вовсе не для того, чтобы задеть тебя, а потому что на самом деле не знаю о тебе и твоих жизненных навыках почти ничего. — Строго сдвинув брови, он укрыл меня одеялом до подбородка и старательно подоткнул его со всех сторон. — Но даже если бы ты была самой умелой женщиной в мире, я бы все равно оберегал тебя от всего. И ни о какой работе и речи не идет и никогда не будет идти, Ликоли. Ты мне женой приехала быть.

Он наконец быстро обтерся сам и стал торопливо одеваться.

— А что входит в обязанности твоей жены?

— Любить меня или хотя бы очень стремиться научиться это делать. — Он вроде бы весело подмигнул мне, но что-то было очень серьезное за этой показной легкомысленностью.

— Но, надеюсь, ты не подразумеваешь под этим…