Порченый подарок

Крутнувшись на пятках, столкнулась лицом к лицу с тем самым аниром-грубияном с травмированной рукой и шрамом. Вада, кажется. Смотрел он на меня мрачнее некуда, будто мечтал заставить развеяться, как дым, силой мысли, но как раз осуждения в его глазах не было, так что я быстро взяла себя в руки и с вызовом вскинула подбородок.

— А как вы думаете? — так же шепотом ответила ему. — Другого-то способа получить побольше информации у меня нет.

Мужчина прищурился, становясь как будто еще злее.

— Информации, говоришь. Ну-ну, — ухмыльнулся он зловеще. — Ты ведь за ней сюда и приехала, племянница правителя, и пса своего на хвосте притащила?

Не знаю уж почему, но я почувствовала себя оскорбленной. То есть понятно, что не в моем положении удивляться или обижаться на такое предположение воина, потому что оно самое что ни на есть логичное, тем более что главный руниг последовал за мной точно не как компаньонка-землячка для задушевных бесед одинокими вечерами. Но все равно…

— Я сюда приехала, потому что иного выбора мне не было предоставлено, онор Вада, — тихо, но гневно процедила я. — Никто не удосужился спросить меня, хочу ли я этого, так же как никто не утруждается и здесь узнать, что я собой представляю. Зачем, все ведь и так со мной ясно, да? Для своих — откуп, чтобы замазать глупость и недальновидность, для этих женщин — чужачка, колдунья, что только и думает, как бы нагадить, для вас — шпионка, для предводителя — прихоть, забавная экзотика. Знаю, что всем наплевать, но я всего лишь собираюсь научиться нормально жить там и в тех условиях, коих я сама для себя не выбирала.

Анир смотрел на меня с полминуты, хмурясь и кривясь, похоже, сдерживаясь, чтобы не сказать что-то не особенно вежливое или приятное, но потом взял и передумал.

— Что до твоих, меня да бабья болтливого — все верно, кресса, а вот на Бора ты не греши, не говори, о чем еще не ведаешь, — строго нахмурившись, возразил мужчина и пошел в сторону зала.

— Ну да, не знаю, потому как никто лишнего слова-то и не скажет, — бросила я ему в спину.

— Придет время — никто ничего скрывать не станет, — ответил Вада и исчез в дверном проеме.

— Чего напридумывали, трещотки бестолковые! — громыхнул через секунду его голос в трапезной. — Нашли у кого правды искать — у пропойцы и бабника, торгаша-неудачника! Да этот Лома для того в Гелиизен и таскается, чтобы от своей бабы гульнуть, да тамошним пенным заливаться по самые брови! Ему каждая тамошняя девка с пьяных глаз — вештица, и не в глазах он тонет у них, а напивается и все деньги на кой-чо другое спускает, а потом и сочиняет не пойми что.

— А как же ванна… и Друза, — неуверенно пискнула юная главная спорщица.

— Да заведено у тамошних так мыться, в каждом доме та ванна, что же поголовно там одни колдовки? И где море и где столица, в которой Греймунна жила! Несколько дней пути!

— Молодая ты, Лиска, да непонятливая еще! — поддержала мужчину Нарга. — Ежели мужик с кем по-настоящему сладит, разве станет он тянуть годами, как Бора с Друзой? У него и глаза на месте, и сердце. Не слушай ее больше, да потом вокруг не носи, посмешищем и не будешь.

— Все равно! — в голосе девчонки были уже слышны слезы. — Разве вот так можно? Что же это? Был-был с ней, а потом раз и все! Как нашептал кто!

— Подрастешь — все поймешь, — уже гораздо мягче ответил Вада. — Коли на роду такое написано — в один миг вспыхнешь, да забудешь не то что других — себя самого.

Женщины в зале притихли, и я, решив, что стоять тут и дальше глупее некуда, тихонечко взбежала по лестнице немного наверх, а потом, не стесняясь топать, спустилась и вошла в зал.

Вада уже не наблюдалось, зато вся трапезная была освещена дополнительными лампами гораздо ярче, чем в прошлый вечер, и повсюду расположились женщины, занимающиеся всяким рукодельем. На большом столе расстелены полотна ткани, которые раскраивали, сшивали. У стен сидело несколько дам с непонятными вращающимися конструкциями перед ними, и в результате их ловких движений на длинной палочке образовывался слой нити. Та же Нарга и еще незнакомки, устроились в креслах и тоже орудовали палочками, только тоненькими, создавая каким-то образом те самые странные ткани, из коих и были платья у местных женщин.

Мои воспитательницы поначалу пытались меня приучить к рукоделию, ибо «это самое достойное занятие для аристократки для борьбы со скукой». Но то было просто бесполезное, с моей точки зрения, вышивание, что как раз и навевало на меня смертную скуку. Читать, гулять на природе и заниматься с лошадьми было куда как увлекательнее и вполне заполняло мое время.

Здесь же явно занимались чем-то нужным, а не убивали время, облепляя золотым шитьем дурацкие салфетки или гобелены, висеть на стенах которым было все равно не суждено, ибо для этого в богатых домах в достатке вещей, созданных руками настоящих мастеров, а совсем не изнеженными, но корявыми пальцами скучающих аристократок, пережидающих паузы между пикниками, парадными выездами и пафосными охотами.