— Добрый вечер! — Могу поклясться, что натянутая мною сияющая улыбка была просто безупречна. — Прошу простить мое невежество, но могу я узнать, что это за потрясающий предмет и как вам удается творить подобное волшебство, превращая эту бесформенную кучу в настоящие нити? — обратилась я к уставившимся на меня женщинам со штуками с крутящимися деревянными колесами и не без нехорошего удовольствия наблюдала, как вытягиваются их лица от моей формулировки комплимента их труду.
Я, конечно, не идиотка и прекрасно понимаю, что это все пусть и ловкие, но всего лишь элементарные манипуляции с волокном и дело тут в навыке и привычке, а совсем не в колдовстве, вот только отказать себе указать собравшимся, насколько легко любое действо, отличное от привычного, может быть истолковано превратно, не могла.
— О, Пресветлая, а это! — продолжила я, приближаясь к Нарге, которой направленный на меня взгляд нисколько не помешал и дальше монотонно орудовать своими тонкими палочками. — Как вы делаете это, уважаемая? Изящные штучки в ваших руках наверняка заряжены какой-то магией?
Окружающие зафыркали, оживились и начали с ухмылками мне объяснять, что никакого колдовства тут и близко нет, а я поняла, несмотря на немного высокомерные и насмешливые взоры, что одержала крошечную победу. Женщины сочли меня чуть глуповатой и забавной, а тех, кто вызывает у тебя пусть и покровительственную, но улыбку, очень трудно продолжать бояться.
А вскоре они уже и вовсе прыскали в кулаки, пряча смех, наблюдая за моими, само собой, неудачными попытками справиться со странной штучкой, названной ими «веретено». Атмосфера в трапезной постепенно становилась легче и легче, но все тут же прервалось, когда в помещении бесшумно появился Бора, заставив меня прямо-таки подпрыгнуть на месте от неожиданности.
Он мгновенно нашел меня глазами и стремительно пошел по залу, где воцарилась полная тишина. Волосы его выглядели растрепанными, в них постепенно таяли снежинки, а смотрел он тяжело и пристально, хмурясь так, что брови сомкнулись на переносице. К тому же он где-то потерял свою рубашку и обувь, да и дышал, как если бы бежал целую вечность.
Завороженная, я замерла под его взглядом, ощущая, что сердце почему-то взбесилось, уши как ватой заложило, а с телом творится нечто непонятное.
Бора остановился в одном шаге напротив меня и протянул руку, почти коснувшись подрагивающими пальцами моих губ, но потом его лицо исказилось, он развернулся на месте и, буркнув мне «Оставайся пока тут, Ликоли!», умчался широкими шагами к лестнице.
Оторопев и смутившись, я обвела глазами уставившихся на меня женщин и никак не могла понять опять появившегося осуждения, буквально повисшего в воздухе. Говорить со мной снова явно никто не собирался. Кроме Нарги.
— Ну и чего ты расселась тут, кресса? — совершенно бесцеремонно пихнула она меня в бок. — Беги давай, ты мужику своему ох как нужна сейчас!
Некая боязливая часть моей натуры взмолилась о том, чтобы последовать указанию супруга, но извечный дух противоречия воспротивился этому, как впрочем, и давлению, исходящему от всех собравшихся и поварихи. Но все же верх взяла вновь вернувшаяся глухая злость на то, что все без исключения вокруг понимают суть любого события, а я вот нет. Сухо попрощавшись, я покинула зал, но только уже перед дверями наших покоев вдруг осознала, что не одна только обида заставляет меня быстро переставлять ноги. Нет, слишком свежи были те ощущения, что заставил пережить меня Бора перед своим уходом, чтобы я не опознала их всплески и все нарастающего прилива в себе, стоило только ему вернуться. То есть, по совести говоря, смутный отголосок, похожий на заблудившееся, долгое, никак не утихающее насовсем эхо, так и бродил по моим разуму и телу, но днем, занятая насущной проблемой изучения собственных новых реалий, я могла его игнорировать, не вслушиваясь и не пытаясь постигнуть. Сейчас же — нет.
Я еще только стояла перед дверью, а стук пульса в ушах уподобился грохоту колес тяжелогруженного экипажа по деревянному мосту, и странное дразнящее покалывание проходило от самой макушки до груди, вызывая легкую болезненность в ней, и после стремительным рывком ринулось вниз, заканчиваясь разливом тепла в низу живота. И я не настолько наивна, чтобы не понять: мое тело помнило о прежде незнакомом удовольствии, пережитом рядом с Бора, и жаждало его повторения все сильнее с каждым шагом, что приближал меня к нему. И все же… я все еще топчусь в коридоре, желающая, но растерянная, подогреваемая своим вожделением и любопытством, но пока трусящая.
— Вот поэтому ты никогда не будешь подходить ему или любому другому нашему мужчине, чужачка. — Ядовитый и торжествующий голос Друзы был как удар плети между моих лопаток. — Ты стоишь тут и боишься, сомневаешься, в то время как он страдает, а я бы давно уже заставила его рычать от наслаждения, даря облегчение. Теперь я понимаю, что мне ничего и делать-то с тобой не нужно, всего лишь сидеть и ждать, пока сам Бора поймет, насколько в тебе ошибся.