Порочный красный

– Если бы я не знал тебя лучше, то подумал бы, что тебя влечет ко мне.

Я фыркаю. Ха.

– Ты же гей, Сэм. И не обижайся, но мне не нравится такое обилие татуировок в духе Курта Кобейна.

Сэм несет ребенка в детскую и кладет на пеленальный стол.

– Надеюсь, что тебе хотя бы нравятся песни Курта Кобейна.

Я сглатываю. О боже. Внезапно у меня начинает кружиться голова.

Я мотаю ей.

– Я слушала его, когда была помоложе.

Он насмешливо смотрит на меня.

– Мне надо попить… – Я выхожу из комнаты прежде, чем он успевает сказать что-то еще, но вместо того, чтобы пойти на кухню, поднимаюсь в свою спальню. И, закрыв дверь как можно более беззвучно, ложусь в кровать.

Дыши, Леа.

Я пытаюсь думать о приятных вещах, о тех, о которых мне советовал думать мой психотерапевт, но в моих ушах звучат только слова песни «Нирваны», звучат так громко, что мне хочется кричать.

И я кричу в подушку. Как же мне тошно. Я в полной растерянности и ничего не могу с этим поделать. Когда мое сердце перестает нестись вскачь, я спускаюсь на первый этаж и пью воду.

* * *

Несколько часов спустя, переключая телевизионные каналы, я слышу имя Оливии. Я уже переключилась на несколько каналов вперед, и мне приходится вернуться назад.

С тех пор как Калеб уехал, я стараюсь искать любые новости о ней, потому что знаю – он тоже смотрит телевизор и ищет их. Я дергаю себя за ресницы и слушаю, как Нэнси Грейс рассказывает о приготовлениях к суду над Добсоном. Она разражается тирадой. Я фыркаю. Она вечно кого-то обвиняет. Все так же говоря со своим тягучим южным акцентом, она переключается с Добсона на кого-то еще, и до меня не сразу доходит, что этот кто-то – Оливия. Ура! Так Оливии и надо! Это именно то, что мне нужно, чтобы почувствовать себя лучше.

Я устраиваюсь поудобнее, чтобы смотреть дальше, держа в руке полный стакан холодного скотча. В углу экрана показывают жертв Добсона. У них разный возраст, разная внешность, но у всех одинаковый затравленный взгляд. Когда начинают показывать самого серийного насильника, я морщу нос.

Он одет в оранжевую тюремную робу и закован в наручники и кандалы, и пока он преодолевает короткое расстояние от машины до здания суда, его окружают полицейские в штатском. От его вида меня бросает в дрожь. Он огромен, как полузащитник в американском футболе, так что полицейский, шагающий рядом с ним, по контрасту кажется тщедушным. Не понимаю, как этому шуту гороховому удавалось делать так, чтобы девушки подходили к нему ближе, чем на пять футов. Это просто уму непостижимо.

Внезапно на экране появляется Оливия. Мне хочется переключить канал, но, как обычно, я не могу оторвать от нее глаз. Нэнси машет рукой, унизанной кольцами с драгоценными камнями. Ее голос поднимается до крещендо, и она говорит троим участникам дискуссии за ее круглым столом, что они идиоты, раз защищают Оливию. Я беру горсть попкорна, не отрывая глаз от экрана. Нэнси права. Я начинаю испытывать к ней симпатию. Она явно умеет разбираться в людях. Затем я вдруг слышу свое собственное имя. И, выплюнув попкорн, подаюсь вперед.

– Год тому назад она выиграла дело богатой наследницы, обвиненной в мошенничестве при клинических испытаниях лекарств. – Нэнси спрашивает одного из участников дискуссии: – Она выиграла то дело, Дэйв?

Дэйв дает краткое изложение моего дела и подтверждает, что да, Оливия выиграла его.

Нэнси негодует.

– Доказательства против этой девицы были чрезвычайно убедительными, – заявляет она, тыча в свой стол пальцем.

Я переключаюсь на другой канал.

Но на следующий день я опять включаю шоу Нэнси Грейс и смотрю его все пятьдесят две минуты. На третий вечер я звоню на эту передачу, представляюсь мисс Люси Найт из Миссури и заявляю, что Оливия возмущает и меня. При этом я заверяю Нэнси, что ценю то, что она делает для женщин, говорю, что она чертова героиня, и она слезливо благодарит меня за то, что я фанатка ее шоу.

К концу ее шоу я обычно напиваюсь допьяна. Иногда Сэм остается и смотрит его вместе со мной.

– Она красотка, – говорит он об Оливии.

Я выплевываю в него кубик льда, и он смеется. Теперь ребенок спит почти всю ночь. Я все еще ночую в ее комнате на тот случай, если она проснется. Сэм думает, что я наконец привязалась к ней, но я делаю это только затем, чтобы мне не приходилось далеко ходить посреди ночи. Калеб должен вернуться из своей деловой поездки завтра в конце дня. Он написал мне на телефон, что заберет Эстеллу, как только вернется. Утром я планирую отправиться в спа. Если все пойдет по-моему, он никуда отсюда не поедет.

– Значит, они были вместе, когда учились в университете?

Я поворачиваюсь к Сэму, который пьет газировку.

– Какого черта?

– Что? – он пожимает плечами. – У меня такое чувство, будто я смотрю мыльную оперу, но при этом не знаю, что происходило в предыдущих сериях.

Я фыркаю.